Она плакала полчаса. А потом затихла. Он попытался занять ее, обсудить с ней то, что случилось («Джессика? Никто даже не заметит ничего. А потом, с двумя-то миллионами долларов… Сделаешь протез, сможешь себе позволить…»), но она не отвечала. Она даже не смотрела в его сторону. После нескольких неудачных попыток привлечь ее внимание он наклонился над ней и потрепал по плечу. Она дернулась и прошептала:
— Слушай, заткнись, а? Оставь меня.
Она больше не плакала и выглядела покорной, смирившейся с ситуацией.
Уже прогресс.
В пять часов вернулся Таро со стальными наручниками для Одзава и видеокопией записи. Оторопело взглянул на кровь на полу и спросил, что случилось. И тут Крис не поверил своим глазам: Джессика кинулась в объятия этого маленького филиппинского идиота, принялась показывать ему свою забинтованную руку и кричать, что Крис отрезал ей палец. Не почесавшись объяснить Таро, зачем это было нужно, не сообщив всех смягчающих обстоятельств. С ее слов выходило, что Крис — просто неуравновешенный злодей. Это взбесило его. Он-то думал, что они с Джессикой пришли к взаимопониманию.
Тогда Таро нанес первый удар. А потом пошло-поехало. И так они колошматили друг друга, пока Крис не схватил ломик — с запекшейся кровью Одзава — и не врезал по левой руке Таро. Услышав треск, Крис понял, что драка окончена. В итоге они вдвоем отправились в ту же клинику, в которую Крис ходил в субботу. Таро пошел показывать свою руку, а Крис — нос («Еще одна велосипедная авария, представляете?»). Оставляя Джессику с Одзава, Крис запер ее. По дороге в больницу Таро назвал Криса «хуесусом». Тот поправил его: «Ты имеешь в виду хуесос? — и добавил: — Если уж хочешь кого-нибудь оскорбить, то хотя бы оскорбляй правильно!»
До конца дня Таро больше ни разу не обратился к нему. Все трое чувствовали себя не в состоянии заниматься больше проблемами Одзава и поэтому решили отложить решение насущных вопросов на вечер вторника. То есть это Крис так решил: Джессика и Таро тихо сидели в углу, игнорируя его. Последнее убедило его в том, что он был прав. Сорок восемь часов — вот что им было необходимо: возможность каждому перевести дух и успокоиться.
Но это было не так легко, как он думал. Особенно в ту ночь. Крис подтащил один из футонов к двери и улегся спать на нем, положив руку на ломик, а нож спрятав под одежду, ниже классной подушки — рюкзака Джессики. Нельзя сказать, чтобы он спал. Джессика и Таро устроились в другом конце лодочного сарая. Бог весть, что они замышляли. Крис пытался следить за ними, но не смог. Он так спешил завладеть ломиком и ножом; что забыл взять фонарик, и теперь все фонари были у них. Как только стемнело, их стало не видно: в сарае было темно, как в могиле. Но он слышал, как они шептались. Раз он окликнул их:
— Джесс? Таро? Мы ведь хотим провернуть это дело профессионально, да?
Несколько секунд они молчали, а потом снова начали шептаться.
Наконец Крис не выдержал. Стараясь двигаться бесшумно, он медленно переместился с футона на пол, а потом потихоньку перебрался в другой угол сарая. Если повезет, они будут думать, что он все еще у двери. Если что-нибудь предпримут, он будет об этом знать. Он мучительно вглядывался в темноту, все его тело напряглось в ожидании. Около полуночи шепот прекратился. Вскоре он услышал храп Таро. Самый старый трюк на свете! Криса этим не проведешь! Он ждал, но ничего не происходило.
В два часа его сморил сон. Через пятнадцать минут он в панике проснулся. Снова отключился в половине четвертого. И проснулся после пяти, когда свет уже начал просачиваться в окна лодочного сарая. Испуганно подскочил и швырнул ломик за спину, попав в стену. Джессика — теперь он разглядел ее на том конце помещения — сонно подняла голову и спросила:
— Ты чего?
— Извини, — сказал он.
Но это приободрило его. В этот момент и жалоба была добрым знаком.
В тот день он ходил вокруг приятелей с осторожностью. Но ситуация вроде бы улучшилась. По крайней мере, в одном Джессике и Таро пришлось с ним взаимодействовать. Нелегкое это дело, похищение. Заложник словно грудной младенец: его необходимо полностью контролировать. Им нужно было водить Одзава в туалет, кормить его, поить. И выполнять еще кучу разных вещей. Проверять, не сели ли батарейки в «Уокмене», по-прежнему ли туго стягивает голову полотенце, надежно ли застегнуты наручники, наблюдать за ранами на голове старикана — делам не было конца и края. Но, помимо этого, росло психическое напряжение. Крис поймал себя на том, что прислушивается, не доносится ли вой полицейских сирен. От любого необычного звука сердце было готово выпрыгнуть у него из груди. Джессика и Таро чувствовали то же самое. Несколько раз, нервничая по тому или другому поводу, Джессика подходила к нему поговорить. Это был еще один добрый знак. Похоже, девушка поняла, что все они повязаны, а потому, что было, то прошло. Но по виду Таро нельзя было сказать, что он готов прощать; с вечера воскресенья он не обратился к Крису ни разу. Впрочем, Криса это мало волновало. Если можно было отрезать палец Джессике, то так же можно было отрезать палец и Таро.
Вечером после ужина (опять лапша из дешевой забегаловки) Крис почувствовал себя ужасно уставшим. Он заснул задолго до наступления темноты. Ему снилось, что он повар в японской забегаловке и ему поручили сварить суп из свиных ножек. Стоя над кипящим котлом и помешивая половником отвратительное варево, он испытывает отвращение от вони, бьющей ему в лицо. И всякий раз, когда он пытается сделать перерыв, то видит вокруг полдесятка якудза — стоя руки в боки, они смотрят на Криса и орут на него. Все они похожи на Таро. Они по пояс обнажены, и когда Крис отрывается от супа, видит на груди каждого татуировку.
Тут и Одзава. Он в костюме медсестры и солнечных очках и улыбается широко, как сумасшедший. Наручники болтаются на его правом запястье, а кандалы, разомкнутые, — на полу. Кажется, что Одзава недвижим, но когда Крис поворачивается, у него создается впечатление, что старик приблизился к нему на шаг. Крису хочется выбраться оттуда, сбежать, но он не знает как. Джессика не помогает. Она стоит у входа в ресторан, на ней розовая блузочка и туфли на острых каблуках. Она изображает из себя официантку. Иногда она входит, отдает ему приказания. Оглядывает якудза, потом смотрит на Криса с вызовом, словно ждет от него какого-то действия. Он оглядывается на нее, словно спрашивая: «Что я должен сделать?», а она качает головой и уходит. Словно он трус. Одзава тем временем приближается и приближается, и когда Крис уже чувствует за спиной его горячее дыхание, то хватается обеими руками за половник, собираясь повернуться и вмазать старому хрычу по морде. Но не успевает он и пошевелиться, как все остальные якудза окружают его, и он замечает острые ножи в их руках. Один из них делает резкое движение, и Крис не может удержать половник: тот выскальзывает из его пальцев и падает прямо в кипящий суп. Теперь якудза хватает его за руки, разводит их в стороны…
Крис проснулся и увидел над собой Таро. Правая рука Криса была прижата ногой Таро, а левая лежала на полу, освещенная карманным фонариком. Изрыгая ругательства, Крис попробовал стряхнуть Таро с себя, но у него ничего не получилось: Таро крепко держал его. Где-то в темноте плакала Джессика, умоляя Таро прекратить. А затем Крис почувствовал зверскую боль, рванувшую от его левой ладони к плечу, и, стискивая зубы, чуть не откусил язык. В следующий момент Таро с ухмылкой посмотрел на него и показал ему отрезанную фалангу пальца. Он поднес ее так близко, что кровь капала Крису на лицо.