тебе достался не брат, а сплошное разочарование. С родителями я сам разберусь, но чтобы больше тебя не позорить…
— Коул… — прошептала Диана.
— Ты больше мне не сестра, — мертвым голосом произнес Хеммери, — не ищи встреч, не пытайся заговорить. С этого момента мы друг другу чужие.
Он молча развернулся и пошел прочь, утягивая меня за руку.
— Коул!
— Всего хорошего, Ди, — не оборачиваясь.
Он молча тащил меня по пустынному коридору, а я, как неживая, переставляла ноги, едва поспевая за ним.
В голове не укладывалось то, что сейчас произошло.
Ладно я со своими сестрами, которые мне по сути и не сестры вообще, но Коул и Диана… Близнецы, которые родились с разницей в пятнадцать минут, которые всю жизнь провели вместе и должны были быть друг другу самыми близкими…
Поступок Дианы был чудовищным. Даже не по отношению ко мне — я-то что… отряхнулась и дальше, но по отношению к родному брату.
Не любишь меня, так и разбирайся со мной. Подставляй меня, опозорь перед всеми, вымазав хоть грязью, хоть говном. Сделай так, чтобы он сам от меня отвернулся. Тебе же по силам, ты же его знаешь, как облупленного. Но зачем надо было делать наоборот? Зачем у него рушить веру в семью, в самого себя? Она же нож ему в спину вогнала по самую рукоятку, да еще и провернула хорошенько.
Он кулаком ударил по двери и, убедившись, что за ней никого нет, заволок меня внутрь. Отпустил, но ничего не сказал. Отошел к окну и уперевшись ладонями в подоконник уставился на блеклое зимнее небо.
А до меня начало доходить. Диана просто знала, что Коул простит. Чего бы я ни натворила, в конечном итоге он все оставит в прошлом и простит. Поэтому расчет был на меня. На мою гордость, упрямство, ревность. На то, что не стану слушать изменщика, а уж прощать тем более. Ведь девочки из Муравейника бедные, но такие гордые что к ним и на козе кривой не подъедешь.
Диана только одного не учла. Того, что есть грань, предел того, что он может простить даже самым близким.
— Прости, — тихо сказала я.
— За что извиняешься? — он хмуро обернулся на меня.
— Ты из-за меня с сестрой поругался
— Не из-за тебя, Ева. Из-за нее. И не поругался, а… — нервно дернул плечами.
— Остынете, помиритесь. — произнесла с сомнением.
Коул меньше всего походил на человека, который собирался с кем-то мириться. В глазах такое выражение, какого раньше мне не доводилось видеть — угрюмая решимость и ноль сомнений, приправленные изрядной долей горечи.
— Я не буду мириться, Ев. Не после такого. Сестры так не поступают.
— Мои еще и не так могут поступить, — попробовала возразить, но возражение разбилось о выражение его глаз, — ладно, это плохой пример. Согласна.
Я должна была злиться на Диану и злилась на нее. Так сильно, что аж потряхивало, но почему-то казалось важным, чтобы они сохранили связь, не разошлись окончательно и бесповоротно. Не имея нормальной семьи, я до дрожи боялась, что и у Хеммери она может разрушиться. Из-за меня.
— Нельзя так, Коул. Вы же родные…
— Разве родные так поступают?
Он говорил спокойно и даже как будто равнодушно, но я-то чувствовала, как его ломало изнутри, как коробило и причиняло боль.
Он любил сестру и не ожидал такого предательства. Только не от нее.
— Коул, я…
Он не дал мне договорить. В два шага оказался рядом и рывком притянул к себе. Просто обнял, зарывшись ладонью в мои волосы и замер.
Я не могла пошевелиться. Ноги стали ватными и проклятые колени предательски подрагивали. А сердце… Боги, сердце кажется собралось раскрошить ребра в хлам и вырваться на волю.
Оно так гремело, так неистово билось, что Хеммери наверняка слышал. Да и плевать! Пусть слышит! У самого-то не лучше. Я аккуратно, с трудом перебарывая внезапную робость, обняла его в ответ и закрыла глаза.
Так и стояли. Не отпуская и не пытаясь сблизиться еще сильнее. Просто обнимали друг друга, пытаясь отогреться после долгих холодов.
Он не предавал. Нас обоих обманули. Не знаю почему, но я почувствовала, как к глазам подкатывают слезы. Их только не хватало.
Шмыгнула носом и незаметно смахнула с ресниц соленые капли. Больше никаких слез. Хватит.
— Теперь все будет хорошо? Мы…снова вместе?
Ну что за детские вопросы?! Самой за себя стыдно, но иначе не могла. Голос дрожал, и надежда робко расцветала внутри.
— Куда ты денешься? — спросил он и, разжав руки, снова отвернулся к окну, — я теперь тебя никуда отпущу. Если понадобиться — свяжу и буду на плече всегда таскать с собой.
— Пфф, надорвешься.
— Не надорвусь.
Тут же почувствовала, как подобрался. Ох. Не к добру…
— Не смей!
— Я ничего не делаю.
— Коул, — я попятилась, — даже не думай.
В синих глазах зажглись знакомые дурные огни. Он ведь не собирался? Не хотел…
Ах, черт! Все он хотел и собирался.
С диким визгом я бросилась к дверям. Он за мной. Не поймал на пороге, потому что в последний момент я успела проскочить у него под рукой, зато выловил уже через пять метров, прямо посреди коридора.
— Попалась!
— Коул!
Ничуть не смущаясь идущих навстречу адептов и полностью игнорируя мои вопли, Хеммери подхватил меня и в самом деле закинул себе на плечо. Еще и сверху пятерней увесисто прихлопнул, когда начала брыкаться и попыталась слезть.
— Все. Не вырвешься, — голос довольный, как у обожравшегося кота.
— Пусти! — Начала колотить его по спине, но куда там! Ему вообще плевать на мои потуги. Гад здоровенный! Подкинул чуток, чтобы уложить поудобнее и дальше потащил.
Я же была готова под землю провалиться от стыда, стоило только представить, какую картину видели люди, идущие нам навстречу: довольная физиономия Хеммери — а в том, что она была довольной, я не сомневалась, — и моя пятая точка, обтянутая формой.
— Здравствуйте, магистр Райдо, как ваши дела? — бойко произнес он, и я застонала.
Самого магистра я не видела по причине отсутствия глаз на мягком месте, но вот голос его язвительный не услышать не могла:
— С чудовищем все в порядке?
Это он про меня что ли? Почему это я чудовище?! Я дернулась, но снова была безжалостно придавлена.
— В полном! — и дальше.
И, как назло, навстречу куча людей. И адептов, и преподавателей. Откуда они все взялись-то? Пусто ведь было.
Я оставила попытки вырваться и обессиленно болталась на плече у Коула. Одна рука безвольно моталась, второй я прикрыла глаза, будто это могло спасти от позора.
Зато теперь
