Он, урожденный Асасио Бандзан, был сыном мелкого вассала, незначительного союзника клана Токугава. В разоренной войной провинции его семья вела крестьянский образ жизни.
Не по годам смышленый, он заслужил благосклонность учителя в поместной самурайской школе и, в конце концов, правителя провинции. Наградой ему стала должность пажа в замке Эдо.
Там он, восьмилетний, был самым слабым и низкорослым среди сотни с лишним пажей, зато самым умным. Прирожденная способность использовать слабости и желания как взрослых, так и ровесников сослужила ему хорошую службу. Он ссужал деньги, организовывал свидания с женщинами, доставал выпивку и лекарства, покрывал ошибки и плохое поведение. За это пажи выполняли за него тяжелую работу и защищали от драчунов, а чиновники награждали премиями и выгодными должностями. Он обменивал свою дружбу на информацию, которую использовал против врагов. Таким образом, он оттачивал искусство политики, сделавшее его знаменитым. В несколько лет он продвинулся от заурядного пажа — старший паж, клерк, секретарь — до администратора. Дальше человеку незнатного происхождения путь наверх был закрыт.
Тогда он женился на единственной дочери одного из главных вассалов сегуна (льстивое обхаживание будущего тестя, тайная дискредитация соперников). Он принял фамилию жены, Огю, и стал приемным сыном и наследником тестя. В результате получил должность советника. Когда тесть умер, к нему, помимо всего прочего, перешла должность судьи Эдо.
С помощью шпионской сети он управлял городом тридцать лет, пряча волчьи зубы под овечьей маской. Ни один скандал его не затрагивал.
До недавнего времени, когда минутная слабость и жадность отдали его в руки госпожи Ниу.
Два года назад сёгун издал первый указ в защиту собак. Нарушители указа начали появляться перед Огю в зале суда. Большинство были бедными крестьянами, и он выносил приговоры без зазрения совести. Но однажды к нему пришел прекрасно одетый молодой человек.
— Судья Огю, я сын Кухэйдзи, торговца маслом. — Юноша опустился на колени и поклонился. — Моего отца арестовали за убийство собаки. Завтра он предстанет перед вашим судом. Я готов предложить вам солидную сумму за его освобождение.
Огю заметил признаки испуга: быстрота речи при полной неподвижности.
— А почему вы полагаете, что ко мне можно обратиться с таким предложением?
Он брал взятки, но осторожно: когда проступок был незначительным или виновность подсудимого стояла под вопросом. Сёгун уведомил его — лично! — о том, что указы о защите собак должны исполняться строго. При ослушании Огю грозило лишиться должности, а то и головы.
— Я не хотел оскорбить вас, достопочтимый судья. — Юноша дрожал как былинка на ветру. — Но я преданный сын. Умоляю вас даровать отцу жизнь и свободу. Вот… Три сотни кобанов. Клянусь жизнью, я никому об этом не расскажу.
Огю собрался взмахом руки велеть посетителю удалиться, но взгляд упал на золото, которое юноша высыпал из кошелька на пол. С такими деньгами можно построить летнюю резиденцию в горах. А вдруг сёгун узнает о сделке? Вздор! Каким образом? Блеск монет помог Огю найти еще несколько аргументов в пользу взятки. Собака сдохла, наказание торговца не оживит ее. Крошечное нарушение закона не лишит Токугаву Цунаёси шанса произвести на свет наследника.
— Сыновняя преданность достойна награды, — сказал Огю.
Он освободил торговца, построил виллу и почти забыл о происшествии.
Прошлой весной он заходил к господину Ниу. Госпожа Ниу подстерегла его в коридоре.
После обмена положенными комплиментами она сказала:
— Хорошее масло добавляет еде вкуса. Думаю, даже собаки с этим согласны. Вы разве не готовы заплатить триста кобанов за лучшее масло, которое может предложить торговец?
Для кого-нибудь другого ее замечание прозвучало бы как несусветная глупость. Но Огю с ужасом понял: она знает о взятке. С тех пор страх не покидал его. И теперь он не мог наслаждаться своим впечатляющим взлетом к власти без опасения, что дошел до вершины горы только для того, чтобы скатиться по противоположному склону. Не решилась ли госпожа Ниу воспользоваться смертоносным знанием?
Голоса в чайном саду прервали размышления. Прибыла госпожа Ниу. От волнения у судьи пересохло во рту. Он пошел встретить ее. Госпожа Ниу просто хочет побеседовать, убеждал он себя. Все будет хорошо.
Судья почувствовал очередной укол тревоги. Посетительница сидела на скамейке. Женщина была одета для чайной церемонии безупречно, видно, тоже тщательно подготовилась. Черное верхнее кимоно с модными складками от плеч, черное шелковое нижнее кимоно с традиционным зимним рисунком: цветы сливы, сосновые ветви и бамбук. Величественная и прекрасная, как всегда, госпожа Ниу поднялась, завидев судью.
Огю приветствовал ее согласно этикету и поклонился, стараясь побороть смущение.
— Добро пожаловать в мое убогое жилище. Ваше согласие принять приглашение на чай большая честь для меня.
Госпожа Ниу тоже поклонилась. Ровно настолько, насколько Огю. Она как супруга даймё была выше судьи по чину, но ниже как женщина, частное лицо и человек лет на двадцать моложе его. «Следовательно, она признает, что силы примерно равны», — порадовался Огю.
— Напротив, Огю-сан. Это ваше гостеприимство является честью для меня. Чайная церемония — бальзам для души после мирских забот. Однако блаженство может быть временным и даже призрачным. Разве не так? — Госпожа Ниу улыбнулась. Вычерненные для красоты зубы сделали улыбку похожей на оскал смерти.
— Гм, верно.
«Замечание без подоплеки, — решил Огю, оставил гостью коленопреклоненной и направился к служебному входу. — Предостережением не пахнет. Может, обойдется».
Он прошел через кухню и устроился возле очага.
Шелест шелка — госпожа Ниу снимает обувь и ползет по проходу. Плеск воды — ополаскивает руки и рот у тазика. Шорох двери — она на коленях перед Огю.
Увы, унизительный путь не отразился на женщине.
— Горы и равнины — все тонет под снегом, ничего не остается, — продекламировала она хайку, поклонилась в сторону ниши и заняла почетное место напротив судьи. — Ах, поэзия действует на меня освежающе. Я испытываю великое наслаждение, словно не нужно спешить назад в мирскую суету. — Она расправила кимоно, будто и впрямь собралась поселиться здесь навеки.
Чайная церемония служит очищению тела и духа, слиянию человека и природы. Так учит дзен-буддизм. Именно на это и рассчитывал Огю. Жесткие правила церемонии, надеялся он, разрядят ситуацию. Госпожа Ниу, обладая изысканными манерами, не станет касаться неприятных тем. Теперь он, разочарованный, понял: она вполне способна воспользоваться церемонией в личных целях. Огю угодил а собственную ловушку. Нельзя было избавиться от гостьи, не скомкав церемонию и не выставив себя хамом.
Огю взял салфетку.
— Очень мудрое замечание, госпожа, — сказал он слабым голосом. Руки дрожали.
