могу влепить пощечину этому подлецу-прокурору, плюнуть ему в лицо и хорошенько избить… Однако вскоре за эти мысли, вдохновленные слепым жестоким гневом, мне сделалось стыдно. Я напомнил себе: «Вот тебе, доктор, и плоды семян, бог знает где и когда оброненных».
Пока я раздумывал над собственным поведением, знакомый мне сержант вошел к прокурору и доложил о том, что охотник пришел в сознание. Прокурор тотчас вышел из комнаты, чтобы спустя несколько минут вернуться и обрадовать меня известием, что пострадавший снял с меня и ʼАбу Фархата все подозрения и к тому же желает меня видеть. Я вошел в палату, израненный парень взял меня за руку, поцеловал ее и простонал:
– Простите меня! И пусть птицы тоже меня простят. Щегол отомстил за себя и за братьев. Я – подлый, подлый бог…
На мои глаза навернулись слезы.
Наблюдавший эту сцену прокурор подошел ко мне и, со все тем же невозмутимым выражением лица, пожал руку.
– Поздравляю. Теперь Вы можете идти куда пожелаете.
Отчеканив семь слов, он вернулся к допросу раненого охотника.
Час девятнадцатый
Солнце красным шаром остановилось у горизонта, угрожая скрыться от глаз в холодном, равнодушном море. Красный же шар мяса, который я ношу в своей усталой груди и наивно называю «сердцем», тоже готов сгореть дотла и исчезнуть в бездонном ледяном озере.
Однако, несмотря ни на что, я обязан заниматься формальными глупостями. Мой автомобиль покрыт кровью, следовательно, я должен тщательнейшим образом его вымыть, чтобы с подобающей случаю помпой потом приехать в аэропорт за Руʼйа. Меня ждет ʼАбу Фархат, – значит его нужно вернуть домой. Давным-давно, наверное, в прошлой жизни я оставил одних Хишама и ʼУмм Зайдан, должно быть, они удивлены моим долгим отсутствием, и, разумеется, мне крайне необходимо как можно быстрее к ним вернуться.
Я остановил автомобиль у первой попавшейся автостанции и попросил работников отмыть его и заправить бензином. Однако автомойщик отшатнулся, едва увидев грязный салон и измазанную кровью рубашку. Он тут же вызвал хозяина автостанции и молча ткнул пальцем в пятна крови, словно говоря: «Смотрите! Возможно, мы говорим с убийцей!» Волнение подчиненного передалось и начальнику. После минутной паузы он выдавил из себя:
– Извините, господин хороший, но мы не можем Вас обслужить. Найдите, пожалуйста, другую автостанцию.
Я вспылил. Это извинение показалось мне просто оскорбительным.
– Почему это я должен искать другую автостанцию? Разве вы не обязаны чистить автомобили?
– Обязаны. Но…
– Что «но»?
– Дело может повлечь за собой определенную ответственность.
– Какую ответственность?
– Вот эта кровь – чья она? Похоже, это свежие следы. Как знать, может государство впоследствии обвинит меня в соучастии в убийстве?
Наконец, до моего растерзанного долгим днем сознания дошел истинный смысл вопросов начальника автостанции, и я спокойно, неторопливо рассказал ему обо всех деталях давнишнего происшествия, заслужив полное его доверие. Он велел подчиненным приступить к чистке салона машины и попросил помощника принести два стула и две чашечки кофе – для меня и ʼАбу Фархата.
– Извините, господин хороший, за мою мнительность, – начал он свой долгий рассказ. – Просто я боюсь снова оказаться в кулаке государства. Впрочем, его не стоит корить за жестокость по отношению к разбойникам, ведь число преступлений растет с каждым годом, а честность, напротив, потихоньку исчезает из этого свихнувшегося мира. Правдивый человек сегодня – это, ей-богу, седой волос на голове ребенка… Несколько лет назад со мной приключилось кое-что, похожее на Вашу историю, с той только разницей, что Вам удалось спастись, я же провел в тюрьме целых три года.
Помню, как-то раз возвращался ночью домой на автомобиле, заехал в густой лес, где не было ни пешеходов, ни машин. Внезапно раздался отчаянный женский крик, несколько секунд доносился с обочины, а потом оборвался так же неожиданно, как и возник. Я остановил автомобиль, кое-как продрался сквозь заросли в самую чащу и увидел, как темный мужской силуэт вскочил с земли и бросился наутек. Не успел я и глазом моргнуть, как он пропал, буквально сквозь землю провалился.
Я подошел к месту, откуда он выскочил, и присмотрелся. Не без труда удалось заметить на земле нечто, напоминающее женское тело. Я пошел обратно к автомобилю за электрическим фонарем и снова вернулся в чащу. Лучше бы я не освещал эти треклятые места! В траве и грязи лежала растрепанная одиннадцатилетняя девочка с задранным платьицем и тряпкой во рту. Она лишь раз приоткрыла глаза, только глянула на меня и потеряла сознание… По пятнам крови на траве я все понял: девчушка стала жертвой очередного хищника в человеческом обличье, который испугался моих шагов.
Что я должен был тогда сделать? Скажите мне, заклинаю вас обоих Господом Богом! Оставить ее там и уйти? Упаси Бог! Я просто не мог так поступить! Я – отец троих сыновей и одной, самой любимой, дочери, ровесницы этой бедняжки… Нет, я никак не мог так поступить. Я бережно поднял ее, донес до автомобиля и повез в первое попавшееся по дороге отделение полиции. Оттуда нас забрали в больницу, потом меня допросил прокурор, точь-в-точь как вас. Он угрожал мне арестом и задержал до тех пор, пока изнасилованная девочка не придет в себя. И она пришла в себя. Меня вызвали к ней в палату. Полицейские спросили ее: «Знакома ли ты с этим мужчиной?» Она задрожала, закричала: «Это он, он!» – и снова потеряла сознание. Немногим позже она умерла. Врачи не смогли справиться с кровотечением и ее больным сердцем.
Результатом моих благих намерений стала тюрьма. Меня приговорили к пяти годам заключения. На третьем году, правда, Господь меня помиловал: полиция-таки задержала настоящего преступника, который признался в содеянном, да еще и в нескольких похожих эпизодах. Вот меня и выпустили из тюрьмы. Разумеется, никто не принес мне извинений, никто не выплатил компенсацию за рабочие и репутационные потери… Словом, да хранит нас всех Бог от судов и государства!
Последнюю фразу хозяина автостанции ʼАбу Фархат не раз и не два повторил по пути домой, наверное, еще и потому, что боялся очередной «головной боли», которую доставят ему полицейские, если каким-то образом прознают про клад.
И горы, и море скрылись под колпаком у самой темной ночи, когда ʼАбу Фархат оказался дома, а я двинулся в долгую дорогу домой. Я никак не мог склеить заплаточное полотно своих мыслей. ʼАбу Фархат и сокровище. Зеленый холм. Охотник за птицами, его щегол, наш с ним разговор. Полиция, больница, прокурор. Автостанция, ее хозяин, изнасилованная девочка. Эти «факты» прекрасно обустроились в моей памяти, но моему
