— А, вот как? Что ж, им действительно приказано защищать тебя в первую очередь, но думаю, после того, как ты одолел чудовище в одиночку, ни один Собственный не посмеет перечить тебе.
— Чудовище? Имеешь в виду гиганта?
— Как знать, мальчик мой, возможно, когда мы выберемся и сказание о твоём подвиге разойдётся среди остальных гномов, зародится группа воинов среди Собственных, на которых тебе будет возможно опереться… ну, в спорах с отцом, например.
— Звучит как измена, Озрик, — тихо ответил Оредин.
— Эх… когда я проявляю верность трону, ты меня журишь, когда подбиваю на измену — опять журишь. На тебя не угодить, вот что.
Наследник крови запустил пальцы в бороду, вспоминая тот проклятый день, когда умер Трорин и комета появилась на небосводе. Ему показалось, что думать об этом сейчас куда как неуместно, будто придворная жизнь была безумно далека и совершенно неважна больше, ведь совсем скоро предстояло опять рискнуть жизнью.
Оредин прикрыл глаза и задремал.
///
Найти и протиснуться к одной из малых трещин внизу оказалось непросто, но гномы умели ходить внутри гор, да и поеденную коррозией породу в самом узком месте удалось убрать достаточно тихо. Низко пригибаясь, они проникли в человеческое логово, вышли из трещины в стене близ горячего водопада. Пар тут же проник под броню и Оредина передёрнуло от мерзкого ощущения, будто он медленно варился живьём. В голове зашумело, жара могла сшибить с ног.
Отряд тихо двинулся в темноте по каменистому берегу пруда, скоро гномы приблизились к тому месту, где вода заканчивалась и в каменной стене вот-вот должны были начаться жилища. Оредин жестом дал команду замереть, выглянул из тени. В отдалении были видны нижние ступени, — хвост серпантина, опутавшего человеческое поселение. Никто не охранял их, но только надо было пробраться мимо множества пещер, где жили люди. В животе заурчало от запаха пищи, а чуткого уха наследника достигли детские голоса. Он показался себе чужеродным пришельцем из мира войны, в этом крошечном каменном мешке. Что за странные мысли?
— Как только они заметят нас, поднимется крик, но это не важно. Пусть разбегаются и прячутся, не проявляйте лишнюю кровожадность. Арбалетчикам следить за тылами, стража от входов наверняка ринется к нам, нужно встретить их на подходе. В поселении наверняка есть легионеры, но, я уверен, они ранены либо на отдыхе. Этих убивать без жалости. И помните: мы идём наверх, не останавливаясь, мало что будет для нас настолько же смертельным, как промедление. Готовы? Тогда за мной, и да защитить нас всех Мать-Гора.
Рексовы Собственные выстроились полукругом, за которым стали Оредин, Озрик и инженер Торфур. Арбалетчики следовали за ними, водя оружием из стороны в сторону. Шагали быстро, больше не таясь, целью гномов была лестница.
Первой их заметила человеческая девушка, сидевшая перед пещерой на предвходовой площадке. Из-за жары она была почти не одета, открытую белую кожу покрывала блестящая плёнка старого пота, сальные волосы образовывали неопрятный пучок на макушке. Девушка подняла глаза на группу коренастых фигур, появившуюся из тьмы, большие глаза распахнулись ещё шире, — Оредин видел это ясно, будто время замедлилось, — рот приоткрылся для крика… Протяжный тоскливый вой огласил каверну, пронзительный голос добрался до самых отдалённых закутков, а потом эта дикарка схватила нож и бросилась на гномов.
Того, что последовало, Оредин не предвидел.
///
Гномы смогли пробиться только на четвёртый ярус, они не проделали и половины пути до верха поселения, а тот, что смогли осилить, дался большой кровью.
Оредин думал, что его отряд прорвётся наверх с лёгкостью, что женщины, дети и старики будут разбегаться при виде суровых рубак, но как же сильно он заблуждался. Безумное племя, проклятые люди… наследник содрогался от отвращения к ним. Варварские женщины бросали в гномов своих детей и следом бросались сами, чтобы дать мужчинам хоть немного времени на вооружение. Все они по-звериному выли перед смертью, дикие твари. Старики, которым полагалось прятаться и дрожать, подобно голодным зверям устремлялись к гномам и даже спрыгивали с верхних ярусов им на головы. Эти люди не боялись смерти, они жаждали её.
— Как всё так получилось? — тихо спросил Оредин у самого себя. — Как я пришёл к такому концу?
Это действительно был конец, ведь самое худшее, что могло случиться, уже случилось — отряд замедлился и потерял импульс. Жители более высоких ярусов успели перекрыть подъём, и теперь метали с высоты всё, что подворачивалось им под руку. Пришлось укрыться в одной из жилых пещерок, самой крайней на четвёртом ярусе, близ горячего водопада. Тем временем тревога расползалась по тоннелям, и, несомненно, легионеры Девятого уже стремились к своему дому.
— Как же так? — шипел он. — Как же…
На самом деле Оредин знал ответ на этот вопрос, всё началось с отцовской алчности, будь он проклят! Впрочем, какая теперь разница? Судьба бросила кости и сдала карты, наследнику выпала плохая рука.
Оредин остался с четырьмя уцелевшими Собственными и следил из укрытия за тем, как высокие фигуры в плащах с капюшонами поднимались с третьего яруса. Их было много. Что ж, Оредин сам пришёл в это место, и сам виноват, что оно превратилось в западню, он совершил самую худшую ошибку полководца, — вступил в бой с непознанным врагом, который знал его, гнома, слишком хорошо. Сколькие умерли из-за этого, сколькие испытали боль… Да, боль! Она пульсировала в сломанной руке Оредина, отдаваясь в голову и потроха; череп гудел, словно по нему колотили булавой, терзала влажная жара и слюна во рту стала вязкой. Не самые лучшие чувства перед гибелью.
Люди всё приближались, на остриях их копий и лезвиях клинков мерцала смерть…
— Я успею пальнуть разок, — это хрипел Озрик, для которого подъём был особенно тяжёл, — на все руны… о, так пальну! Пятерых в кровавые брызги превращу!
Старик храбрился, но при этом едва дышал, его согбенное веками тело не могло выдерживать таких тягот, длинная седая борода превратилась в мокрую паклю, горячий влажный воздух стискивал слабое сердце. Но он был славным гномом и продолжал храбриться, даже когда упирался дрожащими руками в дрожащие колени.
— Нам лучше бы спрятаться, мастер, — тихо говорил инженер, поддерживая Озрика, — давайте укроемся в пещере…
— Чушь! — слабо оттолкнул его старец. — Негде прятаться! Незачем! Пускай всё выглядит безнадёжным, пускай, но я знаю точно, что не умру сегодня! Мне предначертано послужить ещё одному рексу, слышишь⁈ А, значит, этот юнец тоже сегодня не умрёт! Потому что мы победим, вот что! Наши силы близко, мы ещё…
Он согнулся пополам и стал надсадно кашлять, будто мог вот-вот исторгнуть из себя душу. Оредину стало бесконечно жалко бывшего наставника, тот не должен был переносить все эти беды по его глупости. Наследник крови вдохнул горячий пар, медленно выдохнул.
— Озрик, — сказал он, — пора прощаться.
— Не спеши, ещё ничего неизвестно! — ответил длинноносый старик, через силу. — Проклятье, как же запотевают линзы!
— Я знаю, что тебя ранили, старый друг, не пытайся скрывать.
Несмотря на свою рану, рунный мастер выглядел намного лучше инженера. Несчастный Белаф Торфур не был скроен для войны, он вцепился в мушкет с отсыревшим порохом и смотрел на приближающихся врагов побелевшими от страха глазами, а ведь… Оредин только что заметил, — за всё время их злоключений худородный инженер не получил ни царапины. Как сильно ему везло.
— Я ещё пригожусь тебе, мой мальчик! Верь! — Озрик продолжал свою излюбленную
