взять хлеба и молока. Девочка, твое время пошло.
***
— Пойдем, — Антон тихонько потянул Зою в сторону дома, который указала Миреле. — Давай, в самом деле, перекусим и немного подумаем.
— Я не хочу есть.
— Ну не ешь, сразу начинай думать. Все, пойдем, пойдем.
Дом был пуст — по крайней мере, никто не ответил им на стук и не вышел встречать.
Антон скинул порядочно оттянувший плечи рюкзак в угол, стащил ботинки и отправился на кухню.
Дом был полностью деревянным: из камня была сложена только печь. Повсюду лежали шерстяные половики неяркой расцветки. На деревянных полках стояло несколько глиняных горшков.
— О, а вот и молоко, — подал голос Антон. — Козье, правда. Но вроде ничего, вкусное. Налить тебе? А хлеб вообще пахнет изумительно!
Зоя, еле волоча ноги, подошла к длинной скамье и села. Антон протянул ей стакан с молоком и кусок свежей булки, и она равнодушно принялась его жевать, словно даже не замечая, что делает. По щекам текли слезы.
— Ну перестань ты. Успокойся. Если Аза нас сюда отправила и ничего не сказала, значит, не сомневалась, что ты разберешься и справишься.
— Может, ей в голову не пришло, что меня будут как-то испытывать. Миреле сказала — «больше не допущу». То есть раньше она ничего такого не делала, и Аза Магрезовна даже не подумала…
— Она не подумала, а мы сейчас подумаем и все придумаем. Пей молоко, оно правда вкусное.
— Но я понятия не имею, чего ей надо! — всхлипнула Зоя. — Понимаешь? Вообще не представляю! Я даже фокусы никогда не умела делать!
— Причем тут фокусы? Тебе надо показать что-то, чему могла научить Аза. Не знаю, что там ведьмам положено? Сварить зелье из сушеных мышей, чтобы вызвать дождь?
Антон отщипнул крошку от своей булки и протянул Майе.
— Не смей кормить птицу хлебом! — возмутилась Зоя.
— Да ладно, что ей будет от одной крошки-то? Налить тебе еще молока?
— Молока?
Зоя вдруг замолчала, уставившись на свой стакан. Повертела его в руках и прищурилась.
— Как она сказала? Время до рассвета, пока она не пойдет доить своих коз?
— Вроде да. А что? Да ты не суетись, до рассвета еще полдня и целая ночь! Что-нибудь точно придумаем.
Прищур у девушки стал откровенно нехорошим.
— А я уже придумала. Вставай. Давай, давай, скорее! Она хочет ведьму — она получит ведьму!
Зоя яростно натянула сапоги.
— Да быстрее же!
— Ладно, ладно, я уже готов…
Антон не рискнул даже спрашивать, что именно она придумала: разозленная Зоя сейчас действительно слегка напоминала ведьму. Он пожал плечами и отправился следом за девушкой, уверенно зашагавшей прочь от берега.
— Цветочки?! Ты пришла сюда нарвать букет?
— Именно. Ну-ка, подержи пока вот эти.
Зоя сунула Антону несколько разноцветных стебельков: снизу желтые колокольчики, сверху мелкие темно-фиолетовые листочки.
— Ммм, красивые. А что…
— Стой, стой там, не топчи. Сейчас вернусь.
Зоя махнула на него рукой и аккуратно, стараясь не слишком сильно приминать траву, пошла по лугу, иногда останавливаясь, чтобы срезать следующий стебелек.
— Все, вроде хватит… Пошли, пошли!
Антон не успел сказать и слова, как Зоя уже тащила его обратно. Естественно, ни на какие вопросы она не отвечала.
Миреле нигде не было видно.
— Где тут у нее козлятник? Ага, вот и он…
Девушка втолкнула Антона в длинный деревянный сарай, разделенный на отдельные маленькие загончики: для каждой козочки свой.
Зоя осмотрела всех коз, выбрала одну и скормила ей свой букетик, перемешав его с сеном из яслей. Убедившись, что ни одного цветочка не просыпалось мимо, девушка выскользнула во двор. Антон поспешил следом за ней. На улице уже стемнело.
Они сидели на прибрежных камнях, закутавшись в свои куртки: ветер стал уже слишком холодным. Над головой мерцали звезды.
— Слушай… Я, конечно, все понимаю… Но ты же не отравила ни в чем не повинную животину? — наконец спросил Антон.
Зоя смерила его взглядом.
— Ну и шутки у тебя!
— Ну прости. А все-таки что за цветочки и зачем ты скормила их козе?
— Марьянник. А зачем скормила, завтра узнаешь. Лучше посмотри, какие звезды… И Море плещется… Может быть, завтра нам дадут какую-нибудь лодку, и мы поплывем на ней искать Остров… Кстати, ты заметил? Весь день были облака, а ночью небо совсем чистое…
Лишь поздней ночью они наконец ушли в дом, налюбовавшись странным звездным небом. В печке с уютным потрескиванием догорало несколько поленьев. На столе у входа стоял подсвечник.
— Ах да, выключатель мы тут вряд ли найдем, — улыбнулся Антон и щелкнул зажигалкой. На стенах заплясали тени.
Миреле так и не появилась, но в маленькой комнатке, в углу которой Антон поставил свой рюкзак, стояло две застеленных кровати, накрытых теплыми пледами. Засыпая, Зоя подумала о том, не имеет ни малейшего понятия, во сколько тут рассветает. Но ее это почему-то совершенно не тревожило.
***
Аза сидела в кресле, прижав руки к лицу. Она пыталась заглушить в себе голос грызущих душу сомнений, которые одолевали ее с новой силой вот уже … сколько, полгода? Да, с сентября… Как только вернулась.
В той степени, в какой могла вернуться. Напрасно Влад упрекает ее. Она слушает свою совесть. Всегда слушала.
Невозможно получить все. Иногда приходится чем-то жертвовать. Она выбрала свою жертву десять лет назад. К чему теперь все эти терзания? Ничего уже не изменишь. Да и какой смысл менять, если это был ее собственный выбор, и за все это время Аза ни разу не усомнилась в его правильности. Доведись ей выбирать сейчас снова — она выбрала бы так же.
Почему же больно сжалось сердце от суровых слов, сказанных ей в глаза? «Боишься понять, что это была ошибка»… Неужели и правда боится? Она, никогда ничего не боявшаяся?
Нет. Просто кому охота зря тревожить болящую рану? Даже собака бережет сломанную лапу. А если рана из тех, которые не затягиваются — то не разумнее ли перевязать ее и спрятать, вместо того, чтобы ежечасно подставлять палящему солнцу и соленой воде? Если Влад хочет терзаться сам — его дело. А она потому и уехала тогда, сразу, когда поняла, что придется выбирать между долгом и любовью ко всей Жизни и чувствами к одному-единственному человеку. Как он смеет ее осуждать, он, не имеющий ее силы — и избавленный от ее ответственности!
Аза