из ЦК предпочитал одеваться цивильно, хотя к его ладной фигуре очень бы подошла военная форма. Шефу же при его мешковатости военная форма была категорически противопоказана.
— Сегодня, примерно без четверти двенадцати состоялся телефонный звонок Шелепину в ВЦСПС из квартиры Леонида Ильича. Известно только, что разговор был непродолжительным, — доложил генерал, — Звонили по выделенке, которую вы же сами запретили прослушивать.
Глава Комитета почувствовал холодок под лопатками, тяжело осел на диван и неожиданно даже для самого себя смачно выматерился.
— Что дал опрос контингента? — спросил он, немного успокоившись.
— Секретарь Шелепина располагается в отдельном кабинете с хорошей звукоизоляцией. Осторожный зондаж её нашим человеком о сути проведённых переговоров не дал никаких результатов.
— Что, разучились работать с людьми? Подкупить чем-нибудь пробовали? — вспылил шеф.
— Она — участница войны, белорусская партизанка. Очень смелый и принципиальный товарищ. К тому же, абсолютно предана Александру Николаевичу. Не получится с ней разговор в желательном нам русле, — виновато пояснил Плеханов.
— Чёрт! — Андропов крепко врезал по журнальному столику кулаком, — Ладно. Будем думать. Свободен, Юра. Благодарю за оперативность.
Попрощавшись с деятельным подчинённым, Андропов сразу же прилёг на диван. Так лучше всего думалось.
Самое неприятное, что звонили от Лёни Шурику, а не наоборот. Давно надо было бы убрать этого наполеончика. Было же множество возможностей. Лёня всё чего-то опасался. И американец советовал ему не проявлять излишнюю политическую активность в этом вопросе. Доопасался, что теперь все в Политбюро посматривают на него с опаской. Де слишком часто возле лёниных ушей отираюсь. Громыко ещё более-менее доброжелателен, дипломата в себе не прокашляешь. А вот Кириленко с Подгорным, к примеру, и маршал Гречко так просто волками смотрят. Кириленко совершенно безосновательно считает Андропова причастным к смещению своего дружка Воронова Геннадия в позапрошлом году. Не нужно было ему ссориться с Дарагим. Вот и получил под зад коленом. Зато Подгорный был прав в своих обвинениях, но только отчасти. Главу украинских коммунистов Петра Шелеста в большей степени свалили интриги наследующего все его посты Владимира Щербицкого.
Брежнев не без помощи врачей постепенно терял здоровье и способность к управлению. Власть над огромной страной незаметно перетекала к небольшой группке референтов, контролируемых Сусловым, Подгорным, Косыгиным и Андроповым. Фактически только к группе самого деятельного из них — Андропова. Суслов считался вторым лицом в Политбюро и был по всем партийным канонам наследником престарелого вождя, хотя привык уже быть на вторых ролях, интересуясь в большей степени идеологией. Амбиции «президента Коли» можно было не брать в расчёт после потери опоры на украинские парторганизации. Косыгин был нужен для решения чисто экономических задач. И все они были пока нужны Андропову только для прикрытия. Как и сам Брежнев. Показывать сейчас свои намерения было не то что опрометчиво, но даже крайне опасно для дальнейшей карьеры. И так стоило невероятных усилий убеждать Лёню соглашаться на устранение какого-нибудь деятеля из Политбюро. Приходилось идти на откровенные провокации и подставы. Шелеста и Василия Мжаванадзе удалось свалить по причине их тупости и жадности. Шелепина на таком преферансе развести было гораздо трудней. Прошлось готовить против него специально разработанную тайную операцию под названием «Денди». Никто в ЦК о ней пока не знает.
В конце марта Шурик должен отправиться с визитом в Англию, встречаться с тамошними профсоюзами. Мои люди должны как надо зарядить английскую общественность, и от бедного Шурика будут лететь тогда пух и перья. Сейчас Лёня из-за ведущихся переговоров по безопасности и сотрудничеству в Европе очень не любит проблем с Западом. Наедет потом на несчастного Шурика всей своей бровеносной мощью. Только мокрое место останется. Надо только снова не проспать и своего человечка на освободившееся в Политбюро место воткнуть.
Вспомнилось вдруг, как первый раз встретился с Шелепиным. Кажется, это произошло летом 1951 года, где-то в конце августа на Валдае. Друг Юрий, сын умершего любимца Сталина Андрея Жданова, праздновал там свой тридцать второй день рождения. Было приглашено множество партийных и комсомольских функционеров, отпрыски высоких чиновников, разные знаменитости вроде тенора Николая Коршунова, футболистов Карцева и Дёмина, актёра Марка Бернеса, балерины Майи Плисецкой и композитора Никиты Богословского. Присутствовала на празднике, конечно же, его жена Светлана, она же дочь Сталина, и её брат Василий с целой сворой своих друзей-лётчиков.
Из-за жары было решено устроить банкет в виде пикника на берегу озера. На травке в тени от деревьев были расстелены покрывала, установлены блюда с вкусной снедью, напитки, пиво, вино. Было очень весело. Принесли патефон и танцевали под зажигательные мелодии. Много шутили, рассказывали анекдоты, смеялись, иногда спорили.
Неприятно поразила Андропова позиция по джазу, отстаиваемая спортивного вида пареньком с волевым и симпатичным лицом. С ним схлестнулся знакомый ему музыкант-саксофонист Володя Кудрявцев. Ещё до перевода в столицу Андропову приходилось часто приезжать сюда по делам своего патрона Куусинена. За время командировок очень полюбил эту музыку и обзавёлся кое-какими знакомствами среди джазменов.
— Джаз вызывает у людей желание прыгать, трястись и корчиться, — горячился спортивный парень, — Это — проявление буржуазного образа жизни, с которым должен бороться каждый сознательный советский человек.
— Чушь! — орал на него Вовка, — В основе мелодии джаза лежат негритянские и индейские мотивы. Эта музыка для простого народа и зовёт к прогрессу, к великому будущему.
Ребята так разорались друг на друга, что, казалось, скоро грянет драка.
— Прежде чем критиковать музыкальные стили, неплохо бы вам иметь хотя бы общее представление о сути спора, — вежливо вступился Андропов за музыканта, — Если бы вам довелось услышать исполнение Диззи Гиллеспи, или Гленна Миллера, вы бы не были так категоричны в своих суждениях.
Спортсмен окинул сутуловатую фигуру нового спорщика с заметным презрением и обратился к музыканту с неожиданным предложением:
— Пошли, Вовка, поныряем. Позже доругаемся.
— Что за гусь, такой принципиальный? — спросил Юрий у всезнающего своего ровесника Саши Белякова, тоже работающего в аппарате ЦК, кивая в сторону купающихся парней.
— Это же Сашка Шелепин, второй секретарь Комсомола. Карьерист, каких свет не видывал. Не удивлюсь, если в скором времени он окажется в Политбюро ЦК возле самого товарища Сталина.
Пробивные способности Шелепина действительно впечатляли. Большую часть вечера парень крутился возле детей вождя.
Следующий неприятный момент произошёл два года спустя. Шелепин к этому времени получил должность первого секретаря ЦК ВЛКСМ, а Андропов ожидал
