позволяла.
— Марина, в последний раз в ванной ты уже была главной. Теперь моя очередь.
— Но я хочу…
Я не смог сдержать улыбку — как же приятно это ее нетерпение! И все-таки, отодвинув руки, развернулся и сразу же взялся за подол ее красивого платья с подсолнухами по низу. Потянул вверх, радуясь тому, как она с готовностью подняла руки. На ней было простое чёрное белье — никаких там, кружев или бантиков. И, конечно, тело сильно изменилось. Она поправилась — уже был хорошо заметен округлый животик, кажется, даже груди стали больше.
Не мог удержаться — положил руку туда, где рос мой малыш. Марина молча наблюдала за мной. А мне было странно и сладко думать, что вот здесь под ее белой мягкой кожей бьётся сердечко моего мальчика. Прикоснулся там, где была до этого рука, губами, потом прижался щекой, ощущая гладкость кожи и радуясь тому, что догадался побриться. И вдруг получил неожиданно слабый, но вполне себе ощутимый, толчок изнутри точно в ухо! Я настолько не ожидал этого, что рефлекторно отшатнулся и посмотрел на Марину.
— Он тебя чувствует. Уже пару недель, как толкается.
Снова поцеловал живот и сказал прямо в него:
— Привет, сынок!
— Сережа, не нужно, не говори так, я сейчас заплачу!
— Мы должны были познакомиться! Слушай, я надеюсь, что когда он родится, то не расскажет, что видел в маме одну странную штучку…
Она рассмеялась.
— Поначалу он не будет уметь говорить. А когда научится, он забудет о том, что видел в маме.
— Хм, ты уверена? Я не хотел бы краснеть перед сыном!
— Я уверена в том, что ты слишком много разговариваешь.
— Да? А раньше тебе нравилось!
— Я хочу тебя.
Я и сам заметил, что она, как никогда до этого, остро реагирует на мои ласки. Соскучилась? Или дело в другом? Да неважно. Но как же приятно это слышать!
Марина медленно легла на спину, а мой взгляд опустился на ее грудь. Ласково провел пальцем по краю бюстгалтера, чуть задевая нежную кожу, и на моих глазах она вся покрылась мурашками. Марина приподнялась, опираясь на руки, а я быстро расстегнул застежку и снял черную ткань. Мне безумно нравилось то, что я видел. Полная грудь с напряженными розовыми сосками так и молила меня прикоснуться губами. Я не мог отказать…
Сначала лизнул вершинку, обвел языком, а потом втянул в рот целиком, поддерживая снизу. Она выгнулась, подставляя, позволяя делать с ней все, что я хочу. Я продолжал целовать, посасывать, покусывать грудь, пока Марина не начала тихонько постанывать. Такая простая ласка, так действует? Соскучилась по мне, моя хорошая! Эта мысль ударила в голову, как вино и я положил руку сверху на черные трусики — погладил по влажной ткани, наблюдая за ее лицом. Глаза зажмурены, нижняя губа прикушена, дышит тяжело… Просунул руку под ткань, погладил скользкие горячие складочки, второй рукой срывая с себя трусы.
— Маринка, какая же ты… горячая! — прошептал ей на ушко, а потом поцеловал туда же.
Она крепко обхватила руками, притягивая к себе. Потом, видимо, вспомнила, что на ней еще остаются трусики и стала лихорадочно их стягивать. Видя ее желание, я и сам завёлся до дрожи. Стащил свои боксеры и, понимая, что ей сейчас, впрочем, как и мне самому, не нужна прелюдия, устроился между призывно раскинутых ног.
Удерживая тело на руках, ведь я помнил, что нельзя давить на ее животик, медленно и осторожно толкнулся в горячее тело. Я собирался и дальше двигаться также аккуратно и неторопливо, опасаясь навредить Марине или ребенку, но она, похоже, была с таким раскладом не согласна. Маринкины ладошки легли на мои ягодицы и впиваясь в них ногтями, она сама стала задавать ритм, при этом постанывая от каждого толчка.
Я изо всех сил старался продержаться подольше, но я так давно не был с ней… А тут ещё Марина так соблазнительно извивается подо мной. А тут ещё я забыл о презервативе… И ощущение ее горячей плоти, сдавливающей член, сводило с ума. Прикусил губу, чтобы боль немного отрезвила. И, понимая, что ей не хватает совсем немного, чтобы шагнуть за грань, просунул руку между нашими телами и легко погладил клитор. Этого оказалось достаточно, чтобы Маринка начала сокращаться. Больше терпеть не имело смысла, я, забыв обо всем на свете, стал яростно вбиваться в нее, пока от бешеного оргазма не потемнело в глазах.
Только не падать на нее… Только не падать…
— Марина, — выдохнул сдавленным хриплым голосом. — Не тяни меня на себя!
— Почему?
— Я тяжёлый. Малыша раздавлю.
— Сумасшедший. Никого ты не раздавишь… Ой, Сережа, а ты что, презерватив не надевал?
— Так, только без паники. Уже все равно поздно. А лекцию о том, чем мне это грозит, ты прочтешь позже! Дай мне просто полежать рядом с тобой, я так соскучился!
— А я кушать хочу.
Вот идиот! Она же с работы — голодная! И ребеночек, наверное, кушать хочет! Вскочил под Маринкин смех и, как был голый, так и пошел на кухню разогревать свои кулинарные шедевры.
* * *
Не могла заставить себя подняться, хотя и думала о том, что хорошо бы помочь Сергею. Но мне было так хорошо, что двигаться не хотелось. Я рассматривала красивый потолок со множеством маленьких лампочек и чувствовала, как запах чего-то явно очень вкусного мясного заполняет пространство.
Так бы и пролежала, пока он не позвал, если бы через открытое окно, выходящее во двор, не услышала голоса.
— На что спорим?
— Э-Э-э… на бутылку коньяка!
— Алкоголичка моя! Зачем он тебе?
— Зачем-зачем? С тобой выпью!
— Хорошо. Пусть будет коньяк! Давай хотя бы постучим для приличия!
— Вот ещё! Они к нам разве стучаться?
Я заметалась по комнате, собирая вещи, пытаясь натянуть на себя белье. За окном послушалась какая-то возня, Алькин вскрик и Ромин приказ:
— Засовывай его быстрее в дом, иначе удерет!
35
Сейчас они войдут! А Сергей там на кухне голый! Блин! Я схватила его трусы и джинсы и побежала спасать любимого от позора. Ну и как раз в этот момент на моих глазах входная дверь чуть приоткрылась, и чья-то, кажется, Ромина, рука засунула в дверь извивающегося и орущего благим матом кота. Дверь сразу же закрылась, а рыжее взъерошенное существо пронеслось мимо меня, не разбирая дороги. И похоже попало на кухню… к Сергею… Я побежала за ним, но уже было слишком поздно…
— Еб… мать! Откуда эта тварь здесь?
Грохот, оглушительный визг кота, маты Сергея,
