пушкинское чудо!
Я часто спрашиваю, что означает фраза «у самого синего моря»? И получаю такой естественный и правильный ответ: «Старик и старуха жили рядом с морем, у самого моря, на берегу моря». Ответ правильный. Но неполный.
Пушкин, как никто, владеет поэтической полифонией слова. Фразы и слова могут иметь двойной и даже тройной смысл.
Пример из «Евгения Онегина»:
Татьяна (русская душою,
Сама не зная, почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму…
Здесь «холодная краса» относится и к зиме, и к Татьяне. Чудная пушкинская полифония!
Кто-то, конечно, не согласится. Скажет, что определение «холодная краса» относится ТОЛЬКО к зиме. Но давайте проведем эксперимент. Переставим слова так, чтобы «холодная краса» действительно относилась ТОЛЬКО к зиме. Иначе строчки звучат явно неуклюже.
Татьяна (русская душою,
Сама не зная, почему)
Любила русскую зиму
С ее холодною красою.
Та же история со строчкой «у самого синего моря». Два значения. Первое — то, что все слышат сразу, — местоположение «ветхой лачужки» у «самого синего моря». А если услышать вторую мелодию словосочетания «самое синее», тогда речь идет не о месте жизни, но о самом синем море, что сине́е всех остальных морей. Рождается поэтический образ моря, которое «самое синее».
По мере развития действия старуха перестает быть для старика «своей», а море меняет свой цвет.
Но здесь вычитывается и третий образ. Словосочетание «синее море» повторяется так часто, что становится названием моря. Как Черное море. Особенно там, где «почернело синее море». Думаю, когда юный Пушкин был в Тавриде у Черного моря, то ему вполне могла прийти в голову мысль о том, что Черное море на самом деле — Синее. Так через годы родилось «синее море» сказки. Причем заметьте, что первый вариант (жили у самого моря) — географический. Местоположение. Второй вариант — поэтический. Море «самое синее». И третий — название моря или признак моря, по которому оно узнается.
Не случайно через сто лет после сказки Пушкина появятся строки другого поэта: «Самое синее в мире Черное море мое…»[6].
Итак:
Жил старик со своею старухой
У самого синего моря…
Дальше чудеса продолжаются:
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года.
Излюбленная Пушкиным игра с цифрой «три»!
Как в «Сказке о царе Салтане». Там тоже бесконечная троичность. Более того, вся сказка построена на числе «три». И тридцать три богатыря, и три девицы под окном, и замена выбывшей сестры, которая стала царицей, на третью участницу интриг — бабу Бабариху. А три полета князя Гвидона! А три чуда! В «Салтане» такое количество троичностей, что этому нужно посвятить отдельную книгу.
Но почему старик и старуха жили «РОВНО тридцать лет и три года»?
Здесь я осмелюсь привести аналогии с двумя цифрами: 33 — возраст смерти Иисуса Христа и 33 — возраст, в котором «Земную жизнь пройдя до половины…» Данте начал писать «Божественную комедию» и встретил своего спутника, античного поэта Вергилия:
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу…[7]
И то и другое Пушкин хорошо знает. Магия чисел в его творчестве (да, собственно, и в жизни) очень важна. Еще важно вспомнить ТРИ карты в «Пиковой даме».
Итак, РОВНО в годовщину — тридцать три года совместной жизни — старик, как всегда, отправился ловить рыбу и после ТРЕТЬЕГО (!!!) заброса невода поймал золотую рыбку.
Старик ловил неводом рыбу,
Старуха пряла свою пряжу.
Эти удивительные аллюзии на античность и христианство мы уже обсудили.
Раз он в море закинул невод…
Вот еще одно пушкинское двухголосие — слово «раз» имеет два значения. Первое — однажды, как-то раз. А второе — начало отсчета.
Но это становится ясно дальше:
…Пришел невод с одною тиной.
Он в другой раз закинул невод,
Пришел невод с травой морскою.
В третий раз закинул он невод, —
Пришел невод с одною рыбкой,
С не простою рыбкой, — золотою.
Обратите внимание на изменение порядка слов в каждом из трех забросов невода.
Поставлю все три предложения с забросом невода подряд:
Раз он в море закинул невод…
Он в другой раз закинул невод…
В третий раз закинул он невод…
Посмотрите!!! «Невод» всякий раз в конце.
А вот «он», старик, меняет свое положение в каждом из закидываний.
Вначале «он» — второе слово, затем — первое. И, наконец, предпоследнее.
Если вы всмотритесь в местоположение местоимения «он», то почувствуете волновое движение, иллюзию перемещения старика на фоне движущегося моря. А вот с «неводом» еще интереснее! Во всех трех закидываниях «невод» далеко, в конце строки. Ведь он ЗАКИНУТ! А в каждой (после закидывания) следующей строчке «невод» рядом: «Пришел невод». То есть вернулся к старику. Перечитайте! Сколько движений!!!
И еще великое чудо!
Сказка написана верлибром, то есть белым нерифмованным стихом. Но количество внутренних рифм невероятно велико!
Тиной, травой, рыбкой, морскою, одною, не простою, золотою.
Кстати, у вас в мыслях не появляется напоминание о другой сказке, которую не мог не знать Пушкин? «Курочка-ряба», где «снесла курочка яичко, не простое, а золотое». И там и там два героя — он и она. В обоих случаях получили «золотой» шанс. И там и там не смогли воспользоваться шансом. У Пушкина — остались перед разбитым корытом, а в «Курочке» — перед разбитым яичком.
Но… дальше, дальше…
Первая же фраза — взрыв!
Как взмолится золотая рыбка!
Чувствуете? Раньше все звучание было ровным и протяженным.
И вдруг!
КаК ВЗМолится Золотая рыбка!
Я специально выделил согласные. Если вы вслух произнесете первые два слова, то почувствуете огромный эмоциональный всплеск. Вытягивал старик неводом тину, траву… И вдруг!!! Нарушается чувство пустынности, однообразия, протяженности, которое было создано предыдущими звуковыми линиями и движениями. В русском языке сочетание нескольких согласных подряд всегда создает особый эффект: ВЗРыв, ЗДРавие… Слов, которые начинаются с трех таких согласных, совсем мало, а использование таких звукосочетаний в поэзии —
