повторила она. — А пророчества люблю. И истории. Особенно ту, которую ты хочешь забрать.
— Покажи мне эту вещь. Возможно, она мне и не понадобится.
Мариам загадочно улыбнулась, и, взяв со стола подсвечник, повела в глубь подвала. В своих белых одеждах, с длинными гладкими волосами и свечой в руке она напоминала привидение. Подвела к сундуку, сунула мне подсвечник в руки и подняла тяжёлую крышку. От любопытства я вытянула шею, стараясь разглядеть содержимое, но она достала увесистый ларец, прижала к груди и босой ногой захлопнула крышку сундука прежде, чем я смогла хоть что-нибудь рассмотреть.
— Людям интересно то, что они не могут увидеть, — она потащила ларь обратно к себе на стол.
Из него, как из матрёшки, вынула шкатулку поменьше, из неё ещё одну, открыла и, наконец, вытащила крохотную бархатную коробочку. Отщёлкнула крышку. Я поднесла свечу ближе — на чёрной подушечке лежало тонкое серебряное кольцо в виде кусающей себя за хвост змеи, в голове которой зеленел крохотный драгоценный камень. Иорвет неотрывно смотрел на кольцо, и лицо его стало таким же белым, как у Мариам.
— Я же говорила! — победно произнесла она. — Настоящее сокровище.
— Ты права, — будто очнувшись, Иорвет расстегнул пряжку на поясной сумке. — У меня нет такой истории. Но эту ты знаешь наизусть, а у меня есть другие.
Как игральные карты, один за другим, он выкладывал на стол позвякивавшие жестяные гербы:
— История про войну. Про предательство. Про обречённость. И моя любимая — про врага, — со стуком на дерево лёг последним синий герб с тремя темерскими лилиями. — История в четырех томах.
Глаза Мариам алчно заблестели, и тонкие пальцы потянулись к гербу Роше.
— Не спеши, — остановил её Иорвет. — Меняемся?
Она уже снова сидела с ногами на столе и яростно качалась на стуле, запрокинув голову и кусая губы.
— Чего-то не хватает! — воскликнула она и посмотрела на меня. — Добавь своих историй, я не могу решиться!
Я ощупала карманы — кроме одежды и оружия, при себе у меня не было ничего интересного. Мариам схватила зеркало, с которого слизывала кровь, и посмотрела в него.
— У тебя есть то, что мне нужно. Но оно дороже всего, что я могу предложить взамен. Я не могу выкупить это, только принять в дар.
— Что это? — я не понимала.
— Я не знаю, — печально ответила она. — Я не могу увидеть ничего, что касается меня самой, ты же видишь.
Она махнула рукой на зеркала, в которых отражались мы, пламя свечи, уходящие в темноту стеллажи и в которых не было её.
— Обмен неравноценный, но я согласна, — сказала она Иорвету. — Залоговый билет. Так положено.
В её руке появился клочок жёлтой бумаги, и с явным удовольствием она вывела пером с обглоданным кончиком каллиграфические буквы с росчерками и завитушками.
— Готово! — она передала бумажку и бархатную коробочку с кольцом Иорвету. — Пророчество на билете в дар от магазина.
— Мне не нужны пророчества! — воскликнул он.
— Ничего не могу с этим поделать, они появляются сами, — она пожала плечами и потянулась к красному гербу с реданским орлом. — Ступайте! Жить жизнь…
Мы попрощались, Иорвет зашагал к выходу. Я обернулась — реданский герб лежал на столе, а Мариам глядела в пустое отражение ручного зеркала.
* * *
На площади Иорвет раскрыл ладонь, глянул в залоговый билет, и на бледных скулах заалели пятна. Он чертыхнулся и разорвал бумагу в клочья.
— Ненавижу пророчества! — он зашагал в сторону чайханы.
В молчании я бежала за ним и, наконец, когда дверь нашей комнаты закрылась, рискнула спросить:
— Что это за кольцо такое, что ты отдал за него все свои гербы?
Иорвет сел на кровать, опустил лицо в ладони. Я присела рядом.
— Дело не в кольце, а в камне, — с горечью ответил он, не поднимая головы. — Это эльфийский берилл. Когда-то их было два, по одному у каждого из королевских родов. Камни разбивали на кусочки между теми, в ком текла королевская кровь, и в наш мир попали части только одного из них. Тот, что ты видела — один из последних оставшихся фрагментов.
— Вот почему ты сказал тогда Саскии, что Исенгрима могут принять в Дол Блатанна по праву рождения!
— И он отдал его! За горсть монет!
— Наверное, он не хотел становиться королём.
Иорвет поднял лицо от ладоней.
— Нет, — глухо сказал он, — отдать этот камень — это значит не просто отречься от прав на престол. Это — отречься от своего народа! Я сделал глупость, когда решил идти за ним…
Он сжал кулаки, крепко зажмурившись, и было непривычно и до рези в груди невыносимо видеть его, всегда уверенного, всегда знающего, что делать, в таком состоянии.
— Это было четыре года назад, — сказала я и взяла его кулак в ладони. — Мы ничего не знаем о том, почему он так поступил. А если ты не спросишь его, то никогда и не узнаешь, и это будет мучить тебя всю жизнь. Надо двигаться дальше, мы прошли немалый путь.
Он так и сидел, не открывая глаза, но я чувствовала, что кулак в моих руках расслабился.
— Ты права. Мы слишком далеко зашли, чтобы отступать. Слишком далеко, — он посмотрел на меня, и я убрала ладони. — Но кольцо не дало ответа на вопрос, куда он пошёл дальше.
— Решим завтра, — я махнула рукой. — А если не решим, то пойдём в столицу. Наверняка он пошёл туда!
Иорвет усмехнулся.
— «Подумать завтра» — это ведьмачий способ принятия решений?
— В отсутствие других вариантов — да.
Он покачал головой и невесело улыбнулся. Поднялся.
— Пойдём посмотрим на этих ашиков. Завтра так завтра.
— Иди, я скоро догоню.
Я потянулась к сумке, у меня появилась одна идея.
* * *
На вечерней площади стояла тьма, хоть глаз выколи, и голубиное курлыкание сменилось шорохами и потрескиваниями. У лотка пекарей я зажгла Игни, и из-под прилавка метнулся ушастый зверёк, похожий на лисицу. Я подошла ко входу в магазин и ещё не успела взяться за ручку, как дверь со скрипом приотворилась. Мариам ждала меня.
На лестнице я сконцентрировалась, и смутно знакомое тревожное чувство просочилось под кожу, побежало по венам. Страха, как в пещере Скрытого, не было, но это ощущение было таким же чуждым, неживым, парализующим и отторгалось на уровне инстинктов. Закрались сомнения, а правильно ли я поступила, вернувшись сюда.
Мариам склонилась над столом, волосы упали на лицо. Из-под тёмных прядей виднелся лишь кончик носа, и на обычный взгляд в её внешности не было ничего пугающего. В сторону на сладкое был отложен темерский
