животное! — крикнула Стеклова.
— Фламинго?
— Нет!
— Слон?
— Ты гонишь что ли⁉
— Актиния?
— Какая ещё актиния⁉ Что такое актиния⁉
— Это такой коралловый полип розового цвета.
— Розовое животное, Юля! ЖИВОТНОЕ!
— М-м-м-м, — Юля задумалась. — Это Шама?
— Э-э-э! — Шестакова чуть чаем не поперхнулась. — Ромашка, ты совсем охренела что ли⁉
— Ну у тебя же волосы розовые, и чисто технически человек тоже животное, вот я и подумала, что…
— Время! — крикнула Фонвизина.
— Это свинья, — вздохнула Стеклова и бросила карты на стол. — Розовое животное — это свинья.
— Танечка, не хочу показаться занудой, — тут же оправдалась Ромашка, — но свиньи бывают розовыми только в мультиках.
— А в жизни?
— А в жизни они либо серые, либо ближе к оттенку жемчужного румянца.
— Ну охренеть теперь…
— Наша очередь! — Шама перевернула маленькие песочные часики, схватила со стола стопку карт, внимательно вчиталась в первую и почти тут же её отбросила. А затем отбросила вторую. И третью. И четвёртую.
— Ну какого хера, а⁉ — крикнула она. — Какого хера у них «серёжка», «назад» и «свинья», а у нас «эмульсия», «цепная реакция» и «контурные карты»⁉
— Шестакова, соберись! — в паре с шаманкой оказалась Фонвизина, и княгиня явно что не собиралась проигрывать. — Ты сможешь! Давай же, время идёт!
— Ну ладно, — Шама вчиталась в очередную карточку. — Бабка упала с лестницы и сломала себе…
— Тазобедренный сустав!
— Хорро-о-о-ош! — вскинув брови, протянула Шестакова, и взялась за следующую. — Вшивая ярмарка!
— Блошиный рынок!
— Да! — от азарта шаманка аж с места вскочила и затянула. — А-а-а-аа! — а потом: — Э-э-э-э! — и: — О-о-о-о!
— Гласный звук!
— Умница!
В какой-то момент, — в какой именно Хельсин и сам не понял, — веселье захлестнуло его с головой. Сложилось такое чувство, что он знал девушек всю жизнь. И да, мысли о работе и монстрах отошли куда-то на второй план.
Плюс ко всему, — вот этого он точно от себя не ожидал, — у вечного одиночки Ивана Хельсина вдруг зародилась симпатия. Причём не к секс-бомбе Дольче, которая буквально заставила его быть с собой в паре во время игры в угадайку и оказывала недвусмысленные знаки внимания, а к другой девушке.
К чудной, странной, немножечко несуразной, но от того ещё более милой Юле Ромашкиной. Внешне она понравилась ему сразу. Высокая, стройная и… натуральная. Ни грамма косметики на лице, ни тона в сторону от натурального цвета волос, ни татуировок, ни пирсинга, ни хоть каких-либо следов истязательства над собственным телом.
Простая.
Романтичная.
Так ещё и в вечной гармонии с самой собой, из которой её просто невозможно было вывести.
Возможно, сыграло роль то, что Ваня провёл всю свою юность в изоляции от сверстниц, тренируя тело и постигая тонкости охоты на монстров, и до сих пор у него в жизни не было эдакой подростковой влюблённости, но факт есть факт.
Хельсин заинтересовался Ромашкиной чуть больше, чем следовало бы.
И потому в тот момент, когда в игре был объявлен перерыв, а Юля углядела телескоп, выглядывающий в окно со второго этажа, он просто не смог устоять соблазну хоть ненадолго остаться с ней наедине.
— Пойдём, я покажу, — поманил он её за собой в дом.
— Правда⁉ — обрадовалась девушка. — Можно⁉
— Ну конечно можно.
— Ну почему-у-у-у⁉ — протянула им вслед Чертанова. — Почему она, а не я⁉ Он ведь, блин, и на гитаре играет, и на звёзды любуется, и зарабатывает вроде неплохо! А видели, какой зад⁉ Видели⁉ Я бы на таком заде, как на подушке спала!
— Катя, зависть плохое чувство.
— Ну почему-у-у-у-у? — продолжила ныть Дольче. — Почему-у-у-уу?
Признаться, Хельсин не умел пользоваться телескопом. То, что он наверняка знал о его работе — так это то, что с линзы стоит снять заглушку. На этом всё. Тут его познания заканчивались, но к счастью, Ромашке посторонняя помощь и не требовалась.
Девушка сама знала, что и как делается.
Не прошло и минуты, как она настроила эту непонятную штуковину, нашарила на ночном небе интересующее созвездие и теперь акустически обозначала своё восхищением космосом.
И тут…
Тут бы Ване продолжать умиляться, восхищаться и потихонечку влюбляться, но вот ведь какая незадача: в этой самой комнате на втором этаже, подальше от посторонних взглядов хранился чехол от гитары. И даже не притрагиваясь к нему, было понятно, что меч в нём сейчас буквально бьётся в припадке. Серебряный обоюдоострый друг никогда не ошибался.
А это значит, что охота Хельсина подошла к последней, финальной стадии.
Он вычислил оборотня, и оборотнем была Юля Ромашкина.
— Хочешь посмотреть? — спросила девушка, не отлипая от микроскопа.
Никогда ещё добыча Хельсина так удобно не подставляла шею под удар…
* * *
— Вы чо⁉ — от внешнего вида девок я вознегодовал. — Совсем что ли⁉
Взлохмаченные, сонные, одетые в пижамы и кое-как, а некоторые до сих пор с зубной щёткой во рту. И всё это при том, что время уже восемь! Этак они мне режим собьют ко всем херам!
— А где Ромашкина⁉
— Доброе утро, Василий Иванович, — отозвался бесформенный комок из-под пледа. — Я тут.
— Ромашкина, подъём!
— Да, Василий Иванович, — оборотнесса вылезла из гнезда и босыми пятками потопала к раковине умываться.
— Ещё раз не будете готовы ко времени, я вам на плазме родительский контроль подключу! И плевать мне, что она трофейная!
— Простите, Василий Иванович, — ответил мне хор унылых голосов.
— Уъуъуъу! — погрозил им кулаком и вышел на улицу.
Честно говоря, у меня в тот момент промелькнула мысль о том, что закрытие трещины стоит перенести на день, а то и на два. Может ведь статься так, что девки после двух битв подряд вымотались в чепуху и теперь действительно нуждаются в восстановлении.
Однако.
Спустя пятнадцать минут группа «Альта» высыпала во двор полным составом. Девки были бодры, веселы и полны сил для новых свершений. Даже перешучивались о чём-то своём.
— В машину! — гаркнул я, чтобы чуть угомонить веселье, ибо нехрен. — Поехали!
Ну мы и поехали.
Предварительно я закинул в барбухайку блокатор, так до сих пор непрочитанные дела девок и походные принадлежности. Раскладной стул с подстаканником, раскладной стол,
