но теперь, после того как весь зал стал блистать белоснежной чистотой, это особенно бросалось в глаза.
Пыльный, драный тюль без единого кружечного цветочка больше напоминавший сетку от мошкары, чем приличную занавеску. Этому помещение боль бы подошли тяжелые портьеры, но было подозрение что мои ценные дизайнерские рекомендации доведут Рейнарда до нервного тика.
Мы с щенком переглянулись, и он ну очень выразительно кивнул на занавеску.
– Давай так оставим, а? – предложила я, заранее чувствуя, что и тюль придется стирать.
– Тявк! – возмутился щенок.
– Ну да, действительно, – вздохнула я. – Чего уж тут осталось. Давай доделаем.
И я принялась накладывать на занавеску чары быстрой стирки.
Помогли они далеко не сразу. Где-то на третий раз тюль посерела и лишь к десятому принялась приличный белый вид. До белоснежного, конечно, еще было далековато, но я решила и так сойдет. Единственное, что мне не нравилось, так это длинная кривая прорезь посередине. Как будто кто-то махнул наискось острым кинжалом, порвав занавеску примерно посередине.
Внезапно проснувшаяся педантичность зудела на кончиках пальцев, требуя непотребство зашить. Шить тюль на самом деле довольно сложно, и все студентки, которым попадалось это задание на экзаменах, регулярно попадали на пересдачи.
Я сдала с первого раза, но над занавеской пришлось попыхтеть. Простой шов эту ткан не брал. Усиленный, потайной и ажурный тоже. точнее, брали, конечно, но расползались прямо на глазах. Дырка в занавеске очень быстро из финального аккорда уборки превратилась в дело принципа, и я, засучив рукава принялась перебирать все швы, котоыре когда-либо знала. К сожалению, ни один не помог. Остался последний, самый сложный, но для него требовалась настоящая иголка.
Я принялась хлопать себя по швам и карманам, из которых, естественно, именно сегодня пропали все полезные предметы. Надежда найти хотя бы булавку почти улетучилась, как пальцы нащупали в кармане какой-то предмет.
На свет оказалась извлечена та самая подозрительная иголка, с которой я вернулась от Матушки чащи. Я посмотрела на иголку, на занавеску, немного покрутила швейный инструмент в пальцах, от чего тот как будто немного нагрелся и потеплел. А потом подумала – ну что я в сущности теряю? В худшем случае не зашьется, и мы с щенком уберемся отсюда, позорно проиграв куску материи. А в лучшем мне придется объяснять Рейнарду почему в его тайной комнате такой неприличный порядок.
Так что я разжала пальцы, и толстая иголка, совершенно не подходящая для такой тонкой и воздушной ткани, рванула с тюли.
Магия заструилась из моих пальцев тонкими нитями, игла замельтешила, сшивая материю на мою силу, и спустя четверть часа противная занавеска пала.
– Ура! – воскликнула я, когда последний стежок завязался на крепкий узел.
Шов был идеален, пореза словно бы и не было. Чувствуя не меньшую гордость от проделанной работы, чем некоторые мохнатые, задорно тявкающие и прыгающие под ногами, я подхватила щенка на руки и направилась к выходу.
К сожалению, не успела я сделать и пары шагов, как тяжеленые створки распахнулись и в помещение не вошел – ворвался Рейнард.
И да, сейчас это был тот самый Князь Тьмы, которым во всей империи пугают деток. Глаза, затянутые бархатной тьмой, не отражали света. Черты лица заострились, на скулах блестела чешуя. Огромные когти на длинных пальцах рук могли вспороть одинаково легко и воздух, и мое горло. А еще у Рейнарда были рога, и я впервые их видела. Красивые, надо сказать, витые и идеальной пропорции. Не слишком длинные, как у жертвы адюльтера, и не слишком короткие, как у местного молодняка, что время от времени попадался мне на глаза здесь. Не знаю, мог ли герцог стать еще более внушительным демоном, отрастив там, например, крылья, но сердито дергающийся хвост с острым костяным треугольником вместо кисточки у него теперь тоже имелся.
Я замерла, прижимая к себе щенка, судорожно пытаясь подобрать какие-нибудь слова объяснения. Слова «Прости, я тут у тебя немного убралась» застряли в глотке. Я не боялась Рейнарда, скорее от его дикого и величественного вида захватывало дух. Немного напрягало полыхающее по его одежде черное пламя, но на горящего он не был похож.
Скорее, я бы сказала, мужчина сам был частью огня, и это было ужасно красиво. И просто ужасно, чего уж там.
Я нервно сглотнула, пытаясь заставить голос слушаться, чтобы все-таки выдавить какие-то внятные объяснения про уборку. Рейнард за это время успел окинуть взглядом весь зал, и его пламя заполыхало ярче.
– Вон, – процедил Князь Тьмы, и сила его магии потекла по залу, падая тяжестью породы мне на плечи.
– Я сейчас все объясню, – пискнула в ответ.
– ПОШЛА ВОН! – прорычал демон и ткнул когтистой лапой сторону двери.
Я бы не пошла, я бы осталась и настояла на объяснении, но черное пламя подхватило меня, словно рыбку в сети, и поволокло на выход, буквально вышвырнув из зала.
Двери за моей спиной закрыли с грохотом, а меня все тащило и тащило вверх по лестнице, заставляя меня дышать через раз, а щенка на руках жалобно скулить.
Вот теперь я по-настоящему разозлила самого страшного мага империи, и не имела ни малейшего представления, чем это для меня обернется.
А, главное, чем? Уборкой!
76
Рейнард
Спать было решительно невозможно! Мысли то и дело соскальзывали на Корнелию, а затем в довольно интригующую горизонтальную плоскость, что невероятно бодрило.
Я перенесся к себе в кабинет и некоторое время поперекладывал бумажки на столе, пытаясь отвлечься. Помогало слабо.
Точнее, не помогало вообще.
Еще и в открытое окно начал проникать соблазнительный аромат жареного мяса. Не подозревая подвоха, я выглянул на улицу, чтобы увидеть свою помощницу, активно жарящую шашлыки посреди двора моего замка, и большую часть мужского населения, столпившегося вокруг нее с тарелками наперевес.
Происходящее ужасно раздражало, и я даже подумал о том, а не выйти ли и не устроить разнос всем праздношатающимся. А потом заметил, что вместо шампуров милая девушка использует набор стилетов, подаренных братом на очередную годовщину Дня низвержения демонов.
Я смутно помню само мероприятие, зато снисходительная улыбка императора долго тогда стояла перед глазами. Возможно, тогда я впервые до конца осознал, что он уже давно позабыл о нашем кровном родстве и относится ко мне
