— Верь мне. — С этими словами Кэт выскользнула из его рук и направилась на улицу, чувствуя, как Ник спешит за ней. Но что-то заставило ее обернуться и проговорить: — Десять тридцать.
Гейл кивнул, но ничего не ответил. Сердце Кэт забилось сильнее и громче. Слишком громко.
— Увидимся в десять тридцать, — повторила она.
Гейл улыбнулся.
— Буду ждать.
Глава тридцать первая
Это утро понедельника началось так же, как любое другое утро понедельника в Хенли. Человек, ответственный за кофе, сделал кофе. Человек, следивший за днями рождения, принес торт. Собрание сотрудников тянулось долго: Грегори Уэйнрайт говорил о падении доходов от пожертвований и о росте числа посетителей. Но в это утро понедельника казалось, что куда меньше людей перешептывались о Визили Романи, чем неделю назад. В конце концов все заключили, что ноябрь выдался на редкость необычным.
Снега на улице почти не было: лишь мелкая белая крупа сыпалась с неба, а туристы и охранники с одинаковым интересом наблюдали, как ветер нес ее по улицам, словно сдувая с доски крошки мела. А может, этот образ был навеян длинными рядами школьных автобусов, выстроившихся перед главным входом.
— Сезон экскурсий начался, — сказал один охранник другому.
— Чертовы юнцы, — проворчал какой-то старик.
Никто и не подозревал, что семеро самых талантливых юнцов в мире приехали в Хенли в тот день, чтобы преподать музею совсем другой урок.
— Что-то не так? — спросила Катарина Бишоп своего темноволосого спутника.
Ник остановился, пропуская вперед толпу школьников во главе с экскурсоводом, рассказывающим о важности светотеней в живописи великих голландцев восемнадцатого века.
— Ничего, — сказал Ник.
Он не выглядел, как тот парень, который спокойно вошел на кухню этим утром, или как карманник, который ловко обобрал ее на улице в Париже. Когда они вошли в главный коридор музея, Ник казался совсем другим. «Напуганным? — гадала Кэт. — Взволнованным?» Она не была уверена. Но он точно был не таким, как раньше, и слова Гейла, эхом звучавшие в ее ушах, заставили девушку остановиться на полпути посреди большого атриума.
— Если ты хочешь выйти из игры, Ник…
— Я не хочу.
— Ты можешь сказать мне об этом. Прямо сейчас. — Девушка указала сквозь стекло атриума на пятна солнечного света и сухой мелкий снежок. — Ты еще можешь уйти.
— Я не хочу уходить. — Ник оглядел холл, полный людей. Охранники. Экскурсоводы. Милые пожилые пары с блокнотами и завтраками в коробочках. Обычный день в Хенли. — Просто… здесь больше народу, чем я думал.
Кэт не знала, в чем было дело — в нервах, усталости или жаре стеклянного атриума, — но на лбу Ника отчетливо проступили первые капли пота.
Девушка мысленно задала себе простой вопрос: «Что бы сказал на это ее отец? Или дядя Эдди? Или ее мать?»
— Много людей, — проговорила она, цитируя всех великих воров, которых знала, и улыбаясь, словно она была обычной девушкой, а на дворе стоял обычный ноябрьский день, — это очень, очень хорошо.
Хорошее притворство — все равно что правда. Габриэль никогда не помнила, кто из членов ее семьи сказал эту фразу первым, но именно она пришла девушке в голову, пока та дефилировала по коридору Хенли, эффектно ставя свои длинные ноги одну перед другой.
— Сюда, пожалуйста. — Голос Габриэль звучал гладко и отполированно, подобно стоявшей перед ней статуе в стиле модерн, скрученной вокруг своей оси и посылающей по всему залу солнечных зайчиков. — Знаменитая галерея музея Хенли была спроектирована самой миссис Хенли еще в 1920 году.
Никто из туристов, послушно следовавших за ней, казалось, не замечал, что юбка девушки была явно на пару сантиметров короче, чем требовалось в руководстве экскурсоводов. А ее каблуки — явно на пару сантиметров выше.
— Если вы проследуете за мной, то увидите нашу великолепную галерею импрессионистов, которая славится самой большой в мире коллекцией полотен Ренуара. Благодаря щедрому пожертвованию одного из наших спонсоров мы предоставим всю галерею в ваше распоряжение до самого вечера.
Охранники, следившие за камерами в тот день, были настоящими ветеранами. Эти мужчины, собравшиеся за мониторами, повидали на своем веку практически все — от парочек, целовавшихся в лифтах, до матерей, бранящих детей в темных углах, и бизнесменов, ковырявшихся в носу в полной уверенности, что их никто не видит. Как-то раз они даже стали невольными свидетелями того, как один знаменитый актер принял крайне неудачное решение по поводу чрезвычайно неудобного нижнего белья.
Неудивительно, что когда двое рабочих из «Промышленного воздушного и отопительного оборудования Биндер и Слоун» подъехали к служебному входу, охранники смерили молодых людей взглядом, полным накопленного за много лет работы скептицизма.
— Доброе утро, ребята, — сказал Ангус, слезая с водительского места микроавтобуса, взятого Гейлом в прокат специально для этой цели. — Мы слышали, у вас тут сломался… — Он демонстративно начал перелистывать папку, которую держал в руках, и прочел: — Виндзорский элитный отопительный котел. Мы приехали починить его.
Главный охранник некоторое время изучал вновь прибывших. Они выглядели очень молодо, почти мальчишки. Их голубые форменные комбинезоны топорщились изнутри, словно тем утром они увидели снег и надели дополнительные комплекты одежды, испугавшись холода. Эта парочка выглядела по меньшей мере странно. Но сведения о неисправном котле поступили от самого Грегори Уэйнрайта, так что охраннику ничего не оставалось, кроме как указать рабочим на большую двойную дверь и произнести:
— Котел в подвале, вон там.
— В подвале?! — воскликнул Хэмиш и выразительно переглянулся с братом. — Нет, ты слышал? Он думает, что мы просто возьмем инструменты, раз-раз, и готово?
Ангус расхохотался.
— Парня, похоже, не волнует, если все это местечко возьмет да и взлетит на воздух.
Охранник явно рассердился и вытянулся по струнке.
— Послушайте-ка…
— Нет, это вы меня послушайте. Тут у нас, как видите, снег. А вот там у вас, готов поспорить, жарковато. А где жара — там и газ, а где газ, там и…
Ангус замолчал, а его брат продолжил:
— Бум!
— Так куда же вам нужно попасть? — с негодованием спросил охранник.
Ангус похлопал по своей папке.
— Первый этаж. Главный коридор.
Охранник оглядел братьев Бэгшоу в последний раз. От его внимания, впрочем, ускользнуло, как юные рабочие задержали дыхание, ожидая, когда он скажет:
— Ну что ж… так тому и быть.
В таком людном месте в будний день никто не обратил внимания на молодого человека небольшого роста, с буйными кудрями и рубашкой, выбившейся из штанов, скользнувшего в мужской туалет на втором этаже. И, конечно, никто не услышал, как он произнес:
