Butterfly cry[9], блядь.
Сам не осознаю, в какой момент разбиваю эти нежные ноты своим смехом. Агония отпускает, Чаруша заряжает – вот это и происходит. Я не сопротивляюсь. Единственное, возвращая основную часть контроля, должным образом фокусируюсь на дороге.
Нет, не тошнит ее от меня. Сейчас не тошнит.
Прав был ночью – принимала.
Только почему? Зачем? Должен ли я это остановить?
Блядь, конечно, должен. Но как? Каким, мать вашу, образом?
Еще немного… Погорим еще немного. Уверен, это пламя потом само собой затухнет. И мы просто спокойно разойдемся в разные стороны.
– А что бить будем, Дань? – спрашивает Маринка пару минут спустя. – Можно я выберу?
Скашиваю на нее взгляд, зачем-то свое условие выставляю:
– Вместе решим.
И не потому, что я слишком серьезно к татухам отношусь. В конце концов, в нашем веке их свести так же легко, как и наколоть. Эта шняга – очередное баловство Чаруши. Но я зачем-то планирую разделить с ней этот процесс.
Смотрю на дорогу, когда взгляд неосознанно падает на руль. Точнее, на правую руку, которой я придерживаю колесо снизу. На мизинце так и поблескивает обод кольца.
Забыл о нем. Потому и не снял до сих пор.
Дома закину куда-нибудь… Куда-нибудь подальше.
– Как насчет Инь и Ян, Дань? – подкидывает идею Марина. – Это ведь из буддизма? Женское и мужское начало…
– Туфта, – выталкиваю я, прежде чем даю себе команду заткнуться. Смотрю на Чарушину и за каким-то хером вскрываю то, что обычно стараюсь держать в себе: – То, что ты повторяешь, это крайне поверхностная популярная теория. Но на самом деле все гораздо глобальнее. Инь и Ян – это два противоположных энергетических начала. Добро и зло. Темная и светлая стороны.
– И обе эти стороны есть в каждом из нас, – подхватывает Чарушина так неожиданно и вместе с тем так спокойно, словно это не я с ней какими-то знаниями делюсь, а она их из меня мастерски вытаскивает. Прищуриваюсь, быстро бросаю взгляд на дорогу, перевожу дыхание, а Маринка продолжает: – Мы неспособны быть всецело хорошими или всецело плохими. Это невозможно! Темное и светлое начала всегда будут в нас. Эти две энергии попросту не могут существовать по отдельности. Они должны уравновешивать друг друга. Без прохладной и успокаивающей Инь, избыток нашей горячей и возбуждающей энергии Ян приведет к взрыву. Но без огненной энергии Ян Инь все вокруг заморозит. Поэтому важно научиться ловить гармонию между светом и тьмой в себе. Все.
– Все? – сиплю я, заставляя себя, наконец, посмотреть на свою ведьму. – Говоришь так, будто это действительно просто.
Она пожимает плечами и, закатывая глаза, как-то чрезвычайно хитро улыбается.
– Не думаю, что просто, Дань. Но, уверена, каждый способен научиться.
– К черту Инь и Ян, – грубо отвергаю я. – На хрен. Не собираюсь бить эту муть на своем теле.
Но примерно через час, в тату-салоне, который открыл для нас мой вовсю зевающий друган, собственноручно рисую под Маринкиным руководством эскиз того самого Инь и Ян.
– Пусть светлая часть будет драконом, Данечка… А темная – змеей, – нашептывает моя ведьма. – Заверни их красиво… Крылышко дракона на кобру положи… А от кобры хвостик – вот сюда, дракону на плечо… Мм-м… А головы – пусть друг на друга пристроят… Рядышком, Дань… Близко-близко… Еще ближе, Дань… Вместе. Всегда. Во всем. Вот так, да! Идеально, Данечка!
Действительно неплохо получилось. Можно какое-то время потаскать. Только вот, когда дело доходит до выбора участка тела, куда наносить этот сакральный трэшак, срезаемся с Маринкой конкретным непониманием.
– Под грудную мышцу, Дань!
– На бок, под руку, сказал!
– Ерунда! Беспонтово!
– Лады. В таком случае – ни тебе, ни мне.
– Что значит??? Кто выберет?
– Мастер, Марин, – выдаю и ухмыляюсь. Доволен, что решение нашел. – Ложись на кушетку.
– Окей… – выдыхает мелкая кобра немного растерянно. – Надеюсь, у него вкус не хуже, чем у нас с тобой.
– Об этом не беспокойся.
– Красиво будет? – вопрошает уже лежа перед мастером под лампами.
Но обращается все равно ко мне.
– Конечно, будет, Марин, – заверяю ее я.
– Если вы говорите, что татуировка должна быть малозаметна, предлагаю низ живота, – подает голос уставший от нас мастер. – Чуть выше паховой области и влево. В белье заметно не будет.
– Хорошо… – достаточно быстро одобряет Маринка. Я только руками развожу, типа мне вообще пофиг. – Но мне еще одна идея в голову пришла… Пожалуйста-пожалуйста, Дань! Я ведь на твою согласилась!
Согласилась она… Почему я чувствую себя так, будто меня крепко наебали?
Чертовщина какая-то! Не надо было трогать ее дневник. Едва думаю об этом, прикидываю, остается ли гребаный блокнот на даче постоянно? Если да, получается, что я могу в любое время поехать туда и прочесть все, что она когда-либо строчила там.
Нет. Нет. Нет.
Безусловно, я не буду этого делать. Нахрена надо лезть дальше ей в душу и узнавать, что думает обо мне.
– Что на этот раз, Марин?
– Дань, давай еще вторую пару татушек на фалангах указательных пальцев сделаем? У тебя – на правой руке, у меня – на левой.
– Палево, – сдержанно выталкиваю я.
– Нет… Это будет просто пламя. Ничего примечательного. Никто внимания не обратит!
– Марин…
– Ну, хочешь, на разных пальцах сделаем? Пусть у меня будет на среднем.
И я… Даю добро и на эту дичь.
31
Ты мне теперь гораздо больше должна.
© Даниил Шатохин Стою перед письменным столом Маринки не меньше десяти минут.
Недвижимо. Бесцельно. Безнадежно.
Притащился же снова сюда. Сдался своему черному естеству, которое больше двух суток неутомимо горит диким желанием знать все, что у кобры Чаруши в голове. У края пропасти не то про какое-то там достоинство вспоминаю, не то банальным страхом давлюсь.
Дьявол меня знает…
Не просто руки дрожат. Все внутри пульсирует.
«Прочитай… Прочитай… Прочитай…», – бьется все громче в висках, затяжным шипением по черепушке расходится.
И я, конечно, открываю ящик. Выхватываю ведьмин дневник, пролистываю к тому дню, где ее от меня тошнило и, одурело напрягая зрение, впиваюсь в следующую запись.
