дней. Ни в коем случае не позже. Орден нападёт наверняка, тут целых два приза — дочь графа фан Савуа, и власть над баронством Стоуб. А у них же тут и в субпрецептории ещё какие-то силы есть.
— Десятка три, не больше, — ответил Ланцо, — но это действительно отменные бойцы, в отличие от моих охламонов.
— А теперь, давайте думать, как нам лучше с нашей гостьей в свете всего вышеперечисленного поступить, — перешёл я к следующему пункту повестки, — смотрите сами. У ордена тут, в самом баронстве около тридцати боеспособных воинов, а это значит, что если мы отправим Эгису домой, пусть даже и под конвоем, мы никак не застрахованы от того, что орден не попытается её опять отбить, и ведь таки отобьёт, учитывая низкую боеспособность тех стражников, коими мы располагаем. Воришек на рынке они шугать ещё могут, а вот драться на равных с паладинами, это уже вряд ли.
— Я могу написать письмо, и отец пришлёт отряд хороших воинов, — подала голос Эгиса, — и они проводят меня домой.
— Только этот отряд тут появится, когда Стоуб, скорее всего, уже обложат войска Ордена. И, даже если они умудрятся проскочить внутрь, то обратно будет пробиться уже, ох, как не просто.
— Да, об этом я не подумала, — сникла девушка.
— Но, вролен Эгиса, идея с письмом была в общем-то правильная, — я ничуть не кривил душой, письмо надо было отправить, — ваш владетельный отец должен знать, что вы в относительной безопасности в баронстве Стоуб. Это очень важно, тогда любые попытки со стороны Ордена его продавить, угрожая тем, что с вами что-нибудь нехорошие сделают будут обречены на неудачу. И опишите всё, что вы услышали о вашем появлении здесь. Воинов, кстати, можно попросить, Но, в первую очередь, для участия в обороне города, а потом, когда опасность минует, то тогда они вас и до дома сопроводят.
— Понятно, — согласилась Эгиса, подарив мне долгий взгляд и легонько улыбнулась, — давайте бумагу, перо и чернила, буду писать. Да, я совсем не против у вас погостить подольше, — и я натолкнулся на ещё один взгляд, который был ещё откровеннее.
— Ну, — подумал я, — начинается, — чувствуя, что спину мне сверлят насмешливые и, одновременно, строгие глаза Ануэн.
Начальник стражи не мешкая отправил своего Фарвина за письменными принадлежностями.
— Ланцо, вы вроде сказали, что Фарвин это ваша правая рука? — спросил я.
— Да, — отозвался он, — думаю, послать его с письмами к командирам наёмных отрядов.
— Ага, тогда найдите ещё одного человека, достойного доверия, умного и опытного, что бы он доставил письмо графу фан Савуа. И что бы ни одна живая душа об этом не знала, кроме вас и его.
— А к чему такая секретность? Отец Дадуин то в бега подался, — недоумевал Ланцо.
— Мастер Ланцо, вам, вроде по долгу службы надо быть параноиком, — я пояснил свой резон, — отец Дадуин, конечно удрал, но я уверен, что здесь его глаза и уши остались. А от того, дойдёт это письмо или нет может очень многое зависеть.
— Логично, — согласился Ланцо.
— Кстати, как баронесса сегодня себя чувствует? — задал я вопрос, который следовало задать гораздо раньше.
— Последние несколько дней, после вашего ухода, у неё на диво неплохое самочувствие, — ответил Ланцо.
— Замечательно, обо мне пока не докладывали?
— Нет, мы же договорились…
— Ну и хорошо, я думаю, что время пришло, — я бы с удовольствием отложил бы этот момент, но надо было действительно переходить к лечению, та энергия, которую я ей добавил скоро исчерпается, — доложите, что её сын, Эйнион Киу нашёлся. Что прошёл тест на родовом артефакте. И да, скажите, обязательно, что у него большие провалы в памяти.
Мы с Ануэн оставили Эгису писать письмо, а сами вернулись в свою комнату, где зиял пролом, ведущий в потайные коридоры, спрятанные в толще стен замка.
— Да, утро выдалось весьма насыщенным, — констатировал я, усаживаясь в кресло с бокалом вина. И тут же Мао запрыгнул мне на колени и свернулся в клубочек. Да нет, это был весьма объемный, тяжёлый, и басовито мурчащий клубок.
— Ну, мы же так и предполагали, — согласилась Ануэн, — и как тебе, Эгиса? — задала она вопрос совершенно невинным тоном, — я её, если ты заметил, подлечила твоим артефактом.
— Да, я заметил, все гематомы исчезли, и выглядит она теперь вполне прилично.
— Ага, настолько прилично, что начала тебе с ходу глазки строить, — недовольно буркнула Ануэн.
— Эй, — раздался у меня в мозгу бодрый голос Зайки, — я опять что-то пропустила?
— Ещё нет, но могла бы, — услышал я мысль Ануэн, — всё только начинается.
— Что начинается? — на поняла Зайка.
— А начинается охмурение нашего непорочного, я б даже сказала, девственного наследника баронского титула бесстыжей графской дочкой.
— Что, там действительно всё так запущено? — глумливо отозвалась демонесса, — неужто девственник?
— Ну хватит уже издеваться то? — взмолился я, — я ж не виноват, что на меня женщины бросаются.
— Как это не виноват? — спросила Ануэн, — На других не бросаются, а на тебя вот бросаются, и в койку затащить норовят. Неужто это они все такие безнравственные особы?
— Да, ты нашла верные слова, моя дорогая! — я подумал, что немного лести не ухудшат моего положения, — они, именно в силу своей безнравственности так и норовят меня…это…
— Финтифлюхнуть? — мысленно заржала Зайка.
— Ну, пусть будет финтифлюхнуть, — усмехнулся я, — факт, инициатива исходит не от меня. Значит и вины на мне нету.
— Нет, — глубокомысленно заметила Ануэн, — ты их просто как-то провоцируешь, как Зайка мужиков феромонами глушит, примерно так же.
— Нет у меня никаких феромонов! — ушёл я в полную несознанку.
— А мне кажется, что есть, — Ануэн плотоядно ухмыльнулась, — иначе чем ты объяснишь, что я, вся такая высоконравственная и в высшей степени добродетельная, хочу вот прямо сейчас, что бы ты грубо сорвал с меня всю одежду, и не взирая на мои визги и притворное сопротивление, утащил в койку?
— А Зайку куда денем? — я решил, что такой способ избегнуть беспочвенных обвинений будет наиболее предпочтительным, в кольцо и в соседнюю комнату или к делу пристроим, пусть свечку подержит?
— Я готова поработать осветителем, раз уж такое дело, — прозвучала у меня в мозгу блудливая мысль любительницы домашнего порно, — правильное освещение, это очень важно, а то, вставится что-нибудь не то куда-нибудь не туда…
— Не, я против! — взбрыкнула Ануэн, — я голосую за удаление ненужных свидетелей в соседнюю комнату. И вообще, тут и так света хватает, нечего свечи понапрасну жечь. В общем — Зайка, сейчас мы твоё колечко временно передадим в апартаменты Эгисы, и котиков к вам приставим, для надёжности.
Я понял, что это были не шутки. Ануэн действительно стремилась уединиться со мной преследуя вполне понятную цель. Поэтому я нащупал в кармане то самое колечко, прогулялся до комнаты Эгисы, и положил его в комод, стоявший у входа. Девушка, старательно писавшая письмо родителю, обернулась на шум, и одарила меня просто-таки огненным взглядом. Вот действительно. На феромоны, что ли, провериться как-то? Я рассеяно улыбнулся, типа не понял ничего. Тем временем мимо меня внутрь пролезли два больших комка серой шерсти.
— Ой, какая прелесть! — тут же взвизгнула Эгиса, — идите ко мне мои хорошие. Всё таки котики, это замечательно. В большинстве случаев они без труда перетягивают на себя женское внимание. И, воспользовавшись этим, я тихо выскользнул из комнаты.
Сделав шаг внутрь комнаты, я упёрся в Ануэн, стоявшую прямо у входа. Она была прекрасна, лицо раскраснелось, грудь заманчиво натягивала ткань платья, так, что казалось, ещё немного, и швы разойдутся. Ну да, она же волшебница, самая настоящая, и умеет не только огнём швыряться, но такие штуки проделывать, что у таких неискушённых, хе-хе, парней, как я, на раз срывает крышу. Вот и сейчас, её огромные голубые глаза притянули мой взгляд, как магнитом, и мой рассудок начал, медленно кружась, погружаться в глубины этих бездонных провалов, в которых мерцали шаловливые искорки. Ануэн обвила своими тонкими, но удивительно сильными руками мою шею, встала на цыпочки и, наши губы соприкоснулись. От ощущений, что навалились на меня, голова закружилась, и в мозгу оформилась мысль: «А, гори оно всё синим пламенем, это моя женщина, и я её хочу».
— Да, милый, — низко и страстно, и, даже, как мне показалось, с сексуальной хрипотцой, прозвучала в моём мозгу мысль Ануэн, — возьми меня.
Я продолжал целовать её податливые