в час. Копейки. Готовые пластинки — десять штук на золотой. При больших тиражах — разумеется, дешевле.
Уладив технические моменты, мы прошли собственно в студию, где я и охерел.
Дано: комната размером чуть больше хрущёвской. Торчащий из стены раструб наподобие граммофонного.
И всё.
— Эм... — почесал репу Рома.
— Что-то не так? — спросила Сандра.
Ну да, кроме меня-то никто в нормальных студиях не бывал, надо полагать. Но хоть по телеку-то должны были видеть.
— Ты прикалываешься?! — взвыл я. — Где провода? Куда подключаться? Где, б**дь, звуковик?! Поп-фильтр? Что это за говно?! — Я стукнул пальцем по раструбу. — Господи, у меня такое чувство, как будто я пришёл сдавать сперму.
— Туда дрочить, что ли? — смекнул Рома, опасливо глядя на раструб.
— Можешь подрочить, хуже не будет, — сказал я.
— Мёрдок. — Сандра положила руку мне на плечо. — Чего ты хотел? Они стилизовали как могли. Если б сюда нарисовали современную студию — согласись, это выглядело бы как пингвин в Сахаре.
— А с этим как вообще работать?!
— Тебе же сказали: заходишь — и начинаешь играть.
— Как — играть?! — Я упал на пол, голова шла кругом. — В одну вот эту вот дыру? В один канал? Бля, о чём я говорю, какой нахер «канал», это не канал, а анал самый настоящий. Нас поимели!
— Да никто тебя не имел! — психанула Сандра. — Успокойся уже, а?!
— Успокоиться?!! Я плачу пятнадцать золотых в час за то, чтобы моё выступление записал на диктофон чувак, сидящий в зале!
— Мёрдок, это — виртуал, — внушала Сандра. — Нахрена тебе какие-то провода и прочее дерьмо?! Качество, я уверена, будет таким же, как на концерте.
Я посмотрел на неё долгим взглядом. Издевается, что ли? Да не похоже.
— Качество студийной записи — как на концерте? Серьёзно? Ты считаешь, что это хорошо, да?
— Я считаю, что раз уж мы сюда припёрлись и оплатили первый час — надо хотя бы попробовать.
Я потёр лицо руками. Бля, даже хмель слетел. Ну а кто бы не слетел от такого маразма? Студия! Рекордз! Х*екордз, б**дь!
— Вы записали первый трек, — прогремел из раструба безжизненный голос. — Послушайте наш вариант сведения.
Не успел я пёрднуть от изумления, как в комнате начал долбить какой-то дискотечный отстой с однообразными мелодичными секвенциями, и на этом фоне зазвучали голоса, грамотно вписанные в ритм:
Вот в эту дыру? Вот в эту дыру?
Дрочить, что ли? Дрочить, что ли?
Как на концерте!
Хорошо, да? Хорошо, да?
Куда подключаться?
В эту дыру.
Дрочить, что ли?
В эту дыру.
Нас поимели!
Это анал!
Куда подключаться?
Это анал!
Куда подключаться?
В эту дыру.
Как на концерте.
Дрочить, что ли?
Надо хотя бы попробовать.
Мы оплатили первый час!
Дрочить, что ли?
Хуже не будет. Это анал!
— Вау, — сказал Иствуд, когда музыка закончилась. — Наша первая запись. Звучит бесподобно.
— Желаете напечатать тираж пластинок? — спросил голос из раструба.
— Пошёл нахер! — сказал я и встал. — Ладно. Давайте попробуем что-нибудь сделать.
Голоса звучали отлично, так что, может, Сандра и права. В любом случае, ничего более вменяемого мне тут явно не нарисуют. По крайней мере, не в ближайшие пару дней.
TRACK_37
Сандра (которая, убедившись, что я нацелился работать, а не бухать с горя, свалила на свою идиотскую работу принимать очередного новичка), действительно была права. Отыграв самую отрепетированную свою песню — «Ведь ты моё солнце» — мы прослушали результат и офигели.
Ну, ребята офигели. Я оценил чистоту записи — как будто реально все инструменты в отдельные каналы писались, а барабаны — так те даже и в несколько — но совершенно не удовлетворился штатным сведением.
— У-у-у, братуха, — сказал я раструбу. — Не, так дела не делаются. А подшаманить можешь?
— Уточните пожелание, — попросил раструб.
— Так-с... Ну, во-первых, приглуши басовую партию.
— Что? — возмутился Иствуд.
— Молчать! Смирно! — рявкнул я. — Мне виднее, как собирать грамотный микс, салага!
Невидимый звукореж включил обновлённую версию трека. Я опять поморщился — теперь Иствуда было совсем не слышно.
— Слышь, а к пульту-то можно?
— Зайдите в соседнее помещение.
В соседнем помещении стоял деревянный пульт с деревянными рычажками и кнопочками. Я десять секунд на него рыдал, потом успокоился. Сел и, наскоряк разобравшись, где какая хрень, начал работать.
Через полчаса праведных трудов я понял, что хоть ты убейся, а во втором куплете я пропел невнятно целую строчку, Иствуд лажанул в проигрыше, Рома замедлил темп в середине.
— Переписываем, — сказал я, вернувшись в звукозаписывающую комнату. — Пока только Вивьен молодец.
Вивьен расплылась в довольной улыбке.
Ну, ещё б она не молодец. Программа же. Фигачит да фигачит себе.
Переписали мы не раз. И не два. И не десять. Я всегда находил лажу, а специфика студии не позволяла дёргать удачные партии из разных дублей. Может, конечно, и прокачают ещё такую возможность, но пока работаем с тем, что есть.
— Мёрдок! — простонал измученный Иствуд. — Ты всерьёз думаешь, что хоть кто-то из наших слушателей услышит этот косяк?!
— Кто-то из наших кого? — посмотрел я на него мутным взглядом.
— Слушателей.
— А кто это?
Я не стебался. Просто в этот момент в самом деле не понимал, о чём речь. Какие, нахер, слушатели? Что вы мне мозги забиваете?! Я тут делом занят, а вы про херню какую-то!
— Ясно, — вздохнул Иствуд. — Пишем.
И мы писали, мы писали. Наши пальчики устали. Не только пальчики — глотки, руки, ноги, спины — устало буквально всё. За исключением моего несгибаемого духа.
— Метроном, б**дь, есть?! — взвыл я в какой-то момент.
Дверь открылась, и вошёл звуковик. Он принёс огромный, в три четверти своего роста, метроном. Поставил его на пол и ушёл. Метроном меланхолично тикал. Рома смотрел на него, как баран на новые ворота.
— Рома — это метроном, метроном — это Рома, — представил я их. — Подружитесь, а лучше потрахайтесь. Ещё раз, б**дь, собьёшься — я тебе палочки в глазницы вколочу!
— Может, перерыв? — предложил Иствуд.
— Не заработал ты ещё на перерыв! Пишем!
— Опять? — уставился на меня Рома. — После всех этих раз?
—
