В это время во дворце Заир аль-Хикмет то и дело ждал новостей от мамлюков, которые должны были ещё раз осмотреть окрестности в районе дома Сарики. Избитый Пьер уже очнулся, но не произнёс ни слова, когда визири попытались узнать у него, где ещё могла бы быть Доминик. Приходилось надеяться, что, поплутав по городу, она вернётся к знакомому дому.
В нетерпении Заир спустился к воротам дворца.
– Ну как? – спросил он у стражников на посту. – Никто не приходил, записок не передавал, нет?..
– Нет, и чужих не было! – бойко гаркнули они в ответ, уже дословно заучив его вопросы.
Тот зашёл в конюшню и спросил конюхов, не приходил ли кто-нибудь посмотреть на коней. «Может, она подкупила кого-то из слуг…», – думал он, но ответ его вновь разочаровал.
– Следить за ним в оба! – строго указал он на Аженти. – Когда госпожа придёт его навестить, не сносить головы тому, кто оплошает!
«А если не придёт, то оплошаю я…», – снова насупился он, вспомнив недавний разговор с владыкой:
– Точно ли она за ним вернётся? – спросил Юсуф, сосредоточенно скрестив пальцы и пронзительно глядя на советника.
– Она дорожит им, ведь это подарок давнего друга…
Султану такой ответ не особо понравился, но Заир славился не только мудростью, но и честностью, и ценился владыкой весьма высоко, потому слова его были услышаны. Правда, в этот раз даже сам визирь не был уверен – вдруг Доминик не станет рисковать и действительно покинет город, оставив здесь столь любимого ею коня?.. Но о своих сомнениях он предпочёл умолчать.
Сама же она всё это время как раз пыталась придумать, как вернуть Аженти. Она знала, что именно было ей нужно – где-нибудь достать или купить пропуск на выезд из города, забрать коня из султанской конюшни и, наконец, уехать, напоследок отправив кого-нибудь во дворец с запиской, что она уже покинула Уршалим ал-Кудс. Тогда не будет смысла держать у себя Пьера, если он всё ещё во дворце, и его отпустят… Но не знала она одного – как всё это сделать!
Она размышляла, не находя ответов, и дни её шли весьма однообразно. Джохар почти не разговаривал, занимаясь только глиной; старик Саид, показав, как нужно лепить его горшки, большую часть времени теперь проводил на базаре, продавая изделия; Фарина к обеду готовила еду, а вечером в семье гончара только пили воду под нескончаемые рассказы о том, как прошёл его день. И ответ, как нужно поступить или к кому обратиться, чтобы вырваться из созданных ею же условий, к Доминик пока не приходил.
Ученику Саид аль-Беруни в основном рассказывал о том, что глину нужно любить, тогда она станет мягкой и податливой, чтобы в руках умельца превратиться в искусный кувшин или тарелку. Частенько он журил Джохара за непослушание, но на деле был им весьма доволен: послушный ученик из него не получался, зато работником тот оказался отменным! – даже только что сделанные, необожжённые изделия выглядели весьма прилично, и гончар уже жадно прикидывал, сколько за них можно будет выручить.
В минуты отдыха, – а отдыхал он теперь часто, – он облокачивался на старую софу и закуривал кальян, и с удовольствием рассказывал всё, что слышал на базаре, и историй было так много, что Фарина только открывала рот да качала головой.
Доминик сначала тоже внимала с замиранием сердца – по городу летали слухи, что султан кого-то ищет. Весь базар несколько дней жужжал, как разворошённый улей, но мамлюки за ней всё не приходили, и она успокоилась. И больше старалась не вслушиваться в нескончаемый поток этих историй.
Саид аль-Беруни уже не торопился возвращаться домой – торговля в последние дни шла неплохо, и, даже продав весь товар, он оставался поговорить с соседями-торговцами. Он быстро привык к тому, что у него есть помощник Джохар. И оттого не сразу поверил, когда узнал о своём ученике нечто странное…
– Отец, я должна вам кое-что сказать! – Фарина забежала в комнату, где старый гончар отдыхал, держа в зубах трубку от кальяна.
– Присядь и не торопись, дочь моя: не стоит бередить время, чтобы оно бежало, как поток воды! Говори медленней, и тогда, возможно, дни твои будут счастливей и дольше. А ещё лучше – помолчи. Или воздай молитвы благодарности за этот благословенный день, принёсший нам целых двадцать монет, чего не было с тех самых пор, как я покинул моего учителя, великого Пэпэка ибн Сохреба, очень верно сказавшего: «Делай свою работу так хорошо, чтобы люди остались довольны и благодарны тебе, и тогда ты не будешь обделён богатством!», – медленно произнёс старик.
– Да, отец мой! – выдохнула Фарина и замолчала. Но через пару минут вновь не выдержала. – Дело в том, что твой ученик – никакой не ученик!
– Да? – удивлённо приподнялся Саид и тут же спокойно опустился обратно. – Это всё глупости, девочка: Джохар, конечно, не лучший гончар, но, хвала небесам, я сумею научить его небольшим хитростям, которым великий Пэпэк…
– Нет же! Я последила за ним…
– Что?!
– Простите, мне было так любопытно, я такая глупая!.. Я не удержалась и понаблюдала за ним. То есть, за ней!
– Что это значит? – возмутился тот.
– Ох, отец! Ведь Джохар – это не Джохар, а какая-то женщина! – всплеснула руками Фарина.
– Невероятно, дочь моя! Ты утверждаешь?..
– Да, отец!
– А не ошибаешься ли? – пристально посмотрел ей в глаза Саид, ища признаки безумия.
– Нет, поверьте мне: он ведёт себя как девушка! Утром даже разговаривал с птицей, что сидела на кусте в саду. Я спряталась у окна и слышала, как она произнесла: «Вот бы и у меня были крылья, чтобы смогла улететь, куда хочу!».
– Это сказала птица? – продолжал он всматриваться в лицо дочери.
– Да что же вы, отец! – всплеснула та руками. – Конечно, девушка, Джохар ваш!
– Хватит, неразумная! Иди и успокой свой рассудок! – раздражённо воскликнул Саид аль-Беруни, прогоняя её из комнаты.
Но его собственный покой был нарушен, и вскоре он отбросил кальян и отправился в небольшую пристройку к дому, в которой позволил жить Джохару.
«Сейчас же уговорю его жениться на этой глупой! Мальчишка хоть и не великий гончар, но задатки есть! Лучшей партии для неё и не сыскать – видимо, не зря мне его послали небеса!», – твёрдо решил он. Но для начала он осторожно заглянул в небольшое окошко, чтобы удостовериться в безумии дочери.
Увиденное его потрясло: на разлохмаченной подстилке действительно полулежала девушка, обмахиваясь веером из трав. Она расстегнула куртку, не опасаясь ничьих глаз: Фарина в вечернее время не выходила из своей части дома, старик-гончар упивался тишиной; соседям к ним зайти было не зачем, а гости их и вовсе не посещали.
Саид аль-Беруни бесшумно отошёл от пристройки и задумчиво вернулся к кальяну.
Спозаранку Джохар месил глину. Потом его позвали к столу – утром скромная Фарина выдавала ему пару чёрствых лепёшек, если они оставались с прошлого дня. Но в этот раз её взгляд, то и дело возвращавшийся к нему, был таким любопытным, что подмастерье не выдержал и встал из-за стола.
