дороге подумал, что товарищ по партийной борьбе заболел очень кстати. Теперь ему никто не помешает навестить приятеля по несчастью… или счастью, — с этим Санек пока не определился.
Перед воротами больницы стоял недолго. Старший из охранников, заметив постороннего, вытолкал из сторожки помощника.
— Тебе кого? — поинтересовался Венька неохотно и задумчиво. Исписанный округлыми буквами листок подрагивал в руке от налетевшего ветерка. За ухом стража торчал обгрызенный карандаш.
— Да мне тут одного человека навестить нужно, — в подтверждении своих слов, Саня вынул из кармана портков купленную в привокзальном буфете пачку печенья «Юбилейное» с медальонами царей на обертке. — Вот.
— Как звать? — недоверчиво спросил из-за спины парня второй санитар-охранник.
— Артюхин Петр Михайлович.
Тот что постарше отодвинул напарника и, отхватив приличный кусок от калача, принялся неспешно пережевывать, пристально разглядывая посетителя. Мощные челюсти ходили из стороны в сторону и вдруг замерли.
— К губернатору, значит, пожаловали, — усмехнулся он и тяжело, как-то даже мучительно сглотнул.
— Наверное… — переминаясь с ноги на ногу под сверлящим взглядом вяло подтвердил посетитель.
— Так все тихие на обедне, а к буйным пущать не велено. Венька, глянь в книгу к Артюхину пущать можно?
«Тихий. Пускай…» — донеслось из сторожки.
— Куда пущай, они ж к обедне ушли…
— А когда обед закончится? — поинтересовался Санек, почесывая пачкой печенья затылок.
— Какой обед, они тока позавтракали. К Пантелеймону иди, — махнул калачом мужик в сторону, где в кронах поблескивал церковный купол. — Там погляди. Тихие там Богу молятся.
«Господи, поможи, а сам не лежи, — возвратившись в сторожку, шуганул старший с топчана поэта Веньку. — Иди стекло протри. А то как настоящий губернатор пожалуют, а мы и не разглядим».
«Дяденька-тетенька, дай копеечку…» — негромко и жалостливо повторяла девчушка, протягивая розовые культяпки к входящим в церковную ограду. Чумазая в ветхом платье, она сидела в пыли среди таких же увечных. Медная чашка с тремя мелкими монетками лежала у скрещенных ног. Саня бросил свою и сделав несколько шагов, вернулся, протянул девочке пачку печенья. Та схватила ее обрубками, поднесла ко рту и ловко надорвав упаковку крепкими белыми зубками принялась жадно перемалывать рассыпчатые квадратики, будто их сейчас отберут. Он погладил несчастную по стриженым кое-как волосам. Похоже это была единственная, вызвавшая в нем сострадание попрошайка. Увлеченная едой царского печенья девочка на мгновенье прервалась, чтобы сказать «мерси» и снова принялась аппетитно чавкать, под завистливыми взглядами обделенных калек.
Воскресная литургия собрала в небольшой деревянной церкви разношерстную публику. Вместе с тихими психами, здесь молились и набожные дачники, каких тут было множество. Служащие в городе петербуржцы предпочитали арендовать на лето комнаты за городом, выезжая на чистый воздух. Да и обходились они дешевле, чем городские, а до Питера и по железке недалеко.
Саня окинул поверх голов помещение, но знакомую косматую башку градоначальника не обнаружил, да и шляпки дам пестреющие, то тут, то там заслоняли обзор. Он протиснулся вперед, заглядывая в лица молящихся то мрачные, то светлые. Но нет, не было среди них Артюхина.
Дьякон с амвона, отдирижировал «Отче наш…», снова запели…
Саня еще раз оглядел прихожан и вышел. Решив дожидаться на улице, расположился на скамейке против храма. Если Артюхин тут, то не проскочит мимо его зорких глаз. Солнце уже припекало, но под вязами была благодать. Тень и щебет птиц располагали к неспешному, умиротворенному созерцанию.
«Александр… Александр…» — услышал он позади робкий, сдавленный шепот и обернулся.
В гладко выбритом, причесанном мужчине одетом в светлый льняной костюм смутно угадывались знакомые черты. Саня присмотрелся. Ба! Так это дед Артюхин. Эльфийские уши, как папиллярные линии выдавали градоначальника. На оживленном лице играла счастливая улыбка.
— А я тут прогуливаюсь по парку и вижу вас. Какими судьбами? Ах, как же здорово, что я вас увидел! — не унимался градоначальник, присаживаясь рядом. Но не успев, притулить тощий зад — вскочил и дернул Саню за рукав. — Пойдемте, любезный друг, в парк. Подальше от любопытных глаз и ушей. И словно клещ впился в руку, утаскивая в тенистые больничные дебри.
Где-то в глубине и сырости отыскался поваленный ствол, поросший мхом и грибами. На нем и расположились.
— А вы прям красавчик, Петр Михайлович. Я бы вас не узнал, — присаживаясь, одарил Санек комплиментом деда, который в дурке заметно помолодел.
— Да и вас не узнать, Александр. Борода, косоворотка. Не в староверы ли подались? Поди и двумя пальцами креститесь, — не унимался радостный дед, рассматривая Саню пристально, точно лягушку под микроскопом.
— Не в староверы, в революционеры.
— Марксист, значит, — ничуть не смутился Артюхин, не сводя с парня сверлящих глаз. — Я так и знал! — хлопнул он себя по коленкам. — Сагитировали все таки ироды! Говорил я жестче с ними нужно, а не миндальничать. И как вам в новом образе? К какой партии примкнули?
— Эсерской.
— Значит теперь, вы любезный, социалист-революционер. Поди и бомбы уже бросать учили?
— Нее. Бомбы не учили. Про крестьянский вопрос рассказывали. Но я к вам не за этим.
Саня вынул из кармана вторую пачку печенья и протянул Артюхину. Дед разорвал обертку, положил гостинец перед собой.
— А вы знаете, Александр, нас тут неплохо кормят. Благотворители вот костюм справили. — Артюхин привстал, давая собеседнику лучше разглядеть обнову. — И вообще, я всем доволен…
— Зато я не доволен, — перебил Саня, стряхивая с рубахи крошки. — Луша не довольна. Хочет нас полиции сдать. Только, я так думаю, что ее из полицейского участка прямиком к вам в дурку определят голову править.
Артюхин невозмутимо пережевывал обнаруживая полное безразличие к их казалось бы общей беде. Изумительно покорным стал Артюхин, прижился в дурдоме как родной. Не иначе успокоительное колют, чтобы не возбухал. Ожидать ли от него помощи было не ясно, но Санек решил встряхнуть генерал-губернатор для общего дела.
— Думаете мы случайно встретились? Нет. Следил я за вами, Петр Михайлович.
Дед перестал жевать. Чувствуя, что попал в цель Саня продолжил, наблюдая за тем, как его собеседник вытирает вспотевший лоб и встревоженно озирается.
— Расскажите, любезный Петр Михайлович, что за ведьма эта мадам к которой вы по ночам таскаетесь? Да и про зуб бессмертия хотелось бы узнать. Рубиновый клык. Вон как у вас в пасти. Может вы вампир? — бесстрашно и легкомысленно бросил в лицо Артюхину свои подозрения, а вдруг тот и в самом
