припомнил стихи Твардовского молодой мордоворот в популярной на Азовском море тельняшке, сидевший слева от Валерия.
– Так что дядя Ваня для нас, можно сказать, – непререкаемый авторитет, – согласился с ним сосед справа, одновременно предпринимая попытку прижать к себе сына дорогого гостя, но тот ловко отпрянул в сторону, побаиваясь за белоснежную, идеально выглаженную флотскую тужурку.
– Пардон, братва… Спасибо ещё раз. Но нам пора уходить! – Валерий Иванович схватил отца за руку и поволок за собой к выходу из кафе…
20
«За что я воевал?» Этот вопрос всё чаще и чаще волновал Ивана Громака. И ответа на него он никак не мог отыскать.
Мизерная пенсия, отсутствие бытовых удобств и даже невозможность за свои же деньги открыть музей боевой славы родной штурмовой бригады, между прочим, практически на сто процентов сформированной из его земляков-украинцев, – всё это тяжёлым бременем ложилось на некогда крепкие плечи.
Но ещё больше удручало старика отношение чиновников к ветеранам-фронтовикам.
– Никакого проку от такой власти нет, – не раз повторял Иван Григорьевич, – одна показуха.
Самопиар, как сказали бы наши с вами современники…
В начале 1994 года по указанию Леонида Макаровича Кравчука в стране был разработан памятный знак «50 років визволення України»[111]. Однако вручать его начали только осенью и уже под эгидой другого президента – Леонида Даниловича Кучмы. Одним из первых, кто получил высокую награду, стал гвардии старшина Громак.
А спустя 5 лет его подвиги решили отметить ещё раз, удостоив ордена «За мужність»[112].
Принимать эту «железку» Иван Григорьевич отказался категорически.
– Я свои награды на фронте заработал. Кровью! – решительно заявил ветеран.
Вот как это было…
Зная непростой нрав Ивана Григорьевича, украинские чиновники решили особо не афишировать предстоящее награждение. Мол, принесём домой, вручим, а дальше – трава не расти! Положили Указ в папочку, выписали удостоверение (между прочим, под сатанинским номером 6060, что тоже взбесило Громака) – и «вырушылы вшановуваты[113] героя»!
Всё как всегда:
– Дорогой Иван Григорьевич… Разрешите поздравить вас… От имени президента…
Тьфу на вас!
Громак взял в руки «орден» – и запустил его куда подальше. В чисто выполотый огород.
Да ещё и выматерил при этом всю чиновничью рать:
– Грош цена таким фитюлькам и тем, кто их распространяет! Вы даже торжественную церемонию вручения как следует организовать не можете, сволочи! За что я воевал, а?
21
Последний раз они свиделись летом 1999 года, когда Валерий приехал домой во внеочередной отпуск, вызванный опасениями за состояние здоровья отца: тот как раз лежал в больнице.
Условия содержания в палате для ветеранов Великой Отечественной войны по идее должны быть самыми благоприятными, но, как утверждается в известной пословице, «не так сталося, как гадалося»[114]. Пришлось покупать всё: лекарства, продукты, воду. Даже чистую постель сын принёс из дому.
«Это настоящее издевательство над ветеранами!» – поставил диагноз системе украинского здравоохранения Громак-старший. И попросил Валерку «немедленно забрать его из этого ада».
Тот, естественно, повиновался.
В родной хате бате немного полегчало. Домашний уход действует на человеческий организм похлеще любых казённых медпроцедур. А вот у остальных членов большой и дружной семьи напротив – проблем сразу прибавилось.
Будучи рьяным трудоголиком, Иван Григорьевич никому не давал спуску и начинал новое утро с того, что ставил перед каждым из домочадцев очередную задачу.
– Ты в свинарник…
– Ты в огород…
– Ты в сад…
Валерию на пару с Юрием – младшим братом супруги, присоединившимся на отдыхе к их семейству, достался «наряд» на выкорчёвку старых яблонь.
По две в сутки! Не меньше!
Ох, и намучились же парни!
Особенно много хлопот доставили им центральные корни деревьев, иногда уходящие в глубь почвы не на один метр.
Покрываясь с ног до головы солёным потом и во всю проклиная такой отдых, ребята внезапно вспомнили слова своего «мучителя» о том, что работу лучше начинать с самого утра, и, немедля, решили внести изменения в индивидуальный трудовой график.
С тех пор они вставали в четыре ноль-ноль, но «приказ» выполняли!
* * *
Спустя несколько дней гости разъехались.
И Громак решил исполнить своё давнее желание – спокойно посидеть с удочкой на берегу моря.
Да-да, в последнее время наш герой как-то позабыл о своём многолетнем увлечении. Может, затянувшая депрессия давала о себе знать, а, может, просто возраст? Как-никак, 75 стукнуло.
Проснувшись, как всегда, в четыре утра, Иван Григорьевич неспешно выпил два свежих яйца и, завернув в тетрадный листок небольшой шматок сала, стал собираться в неблизкий путь.
Отвязал Пирата и взял его с собой – пусть тоже порадуется жизни.
После этого собрал в охапку все свои самодельные снасти и, перебросив их через плечо, как когда-то в юности винтовку-трёхлинейку, неспешно побрёл в южном направлении.
Клёва не было. Вообще. Геть, на нет, совсем и полностью.
Похоже, в последнее время на его горячо любимой родине стало невыносимо жить не только людям, но и животным.
В море практически исчезли человеколюбивые дельфины, пропала камбала; даже бычок стал попадаться крайне редко.
В реках совсем не стало раков.
Куда-то девался любимый бобырец.
О судаке и говорить нечего…
Плевался Громак, клял на чём свет ненасытную буржуйскую власть, но что поделаешь? Смотал удочки и поплёлся назад домой.
В тот день в присутствии жены и дочки он впервые выдал странную фразу:
– Когда умру, сожгите моё тело, а прах развейте над Азовским морем…
– Ты что – с ума спятил? – возмутилась Валентина Сергеевна. – Какие наши годы? Вон… Нам с тобой ещё внуков на ноги поставить надо!
Но Дед (именно так Ивана Григорьевича с недавних пор стали называть все члены большого дружного семейства) лишь махнул горестно рукой и пошёл в спальню, где ещё долго в одиночестве перебирал свои боевые награды, вспоминал живых и павших товарищей, думая и размышляя над чем-то ведомым только ему…
22
Иван Громак достал из подполья десятилитровую бутыль наконец-то созревшего вина и поставил её на тяжёлый самодельный стол, занимавший чуть ли не половину тесной летней кухни.
А муж Светланы – Слава – мигом наполнил гранёные стаканы.
– Будьмо, пока никто не видит! – тихо процедил он, воровато оглядываясь по сторонам (побаивался не столько тёщи, сколько вездесущей супруги).
– За нас! – поддержал зятя Иван Григорьевич.
– Прекрасное вино, – прищёлкнул языком Слава. – Густое, насыщенное… Это тот самый бако, который вы так нахваливали намедни?
– Так точно, сынок… Наливай ещё… – И пояснил: – Руку менять – последнее дело!
– Согласен… Опять по полному, отец?
– Не опять, а
