лично забил себе в телефонную книжку два дня назад, пришло короткое сообщение: «Жди меня с первым лучом солнца, я приду на пятый день с востока».
Макс даже физически почувствовал, как непомерный груз падает с плеч и распрямляется спина. И понял вдруг, что глупо и неуместно лыбится.
Поспешно согнав улыбку и скорбно нахмурив брови, Макс удалил сообщение. Ни к чему, чтобы кто-то знал. Идеально будет, если Лёху и Серёгу признают погибшими. Кто же сгорел там, во флигеле?
Опознать трупы будет сложно. Жертвы находились в центре взрыва, поэтому одежда полностью обгорела, как и лица… Зато паспорта нашлись. В комнате, которая меньше всего пострадала. Вот ведь как бывает, случайность, а и нарочно так не сделаешь, даже если стараться будешь.
Макс вспомнил два тела, извлечённые из-под обломков, и почувствовал, как к горлу подкатывает горький от табачного дыма комок. Несчастные были так обезображены, что их мама родная бы не узнала.
— Простите, — над ухом раздался негромкий, но очень звучный голос, такие бывают у офицеров со стажем, званием никак не ниже полковника. Которые привыкли, что их слушают и слышат.
Макс резко обернулся. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина, и Макс был готов поклясться, чем угодно, что несколько секунд назад его тут не было.
Судя по выправке, незнакомец был действительно из военных. Впрочем, и одет он был в форму, но какую-то странную. Макс такую ещё не встречал. И в петлицах — незнакомая эмблема… Похожа на закрученную улиткой спираль. Погон видно не было. Тоже странно. Форма есть, эмблемы — есть, а погон — нет.
Макс почувствовал необъяснимую тревогу. От этого человека словно исходила какая-то скрытая угроза.
— Как вы прошли через ограждение? — Макс сделал шаг к мужчине, пытаясь оттеснить того за ленту. — Здесь посторонним находится нельзя.
— Да, конечно, я понимаю, — мужчина кивнул, но не сдвинулся с места.
Он пристально посмотрел Максу в глаза и негромко спросил:
— Мне необходимо знать, что тут произошло. Вы мне сейчас просто ответите на пару вопросов, и я уйду. А полномочия находиться здесь — у меня имеются.
Макс заторможено кивнул.
— Вот и славно, — улыбнулся незнакомец, но тут же стал серьёзным. — В пожаре погибли люди?
— Да, — Макс сам не понимал, почему отвечает этому человеку.
— Вы их знаете? — незнакомец прищурился и впился взглядом в глаза Макса — тому даже показалось, что он чувствует этот взгляд физически.
На языке вертелось: «Нет», но Макс собрал всю волю в кулак и кивнул:
— Да.
— Кто они? — голос стал настойчивее, сопротивляться и врать ему уже не было сил. Макс сглотнул пересохшим ртом и просипел:
— Сергей Сергеев, сторож клиники №17, и Алексей Чертанов, пациент этой же клиники.
— Вы уверены? — голос мягко обволакивал, лишая остатков воли.
— Абсолютно, — Макс твёрдо и спокойно смотрел в серые стальные глаза незнакомца.
— Вот и отлично, — мужчина сделал лёгкое движение рукой, словно сдёрнул с птичьей клетки покрывало. И Макс очумело тряхнул головой.
Рядом стояли начальник милиции и высокий худой майор из федеральной службы безопасности.
— Максим! Виноградов! Ты меня слышишь⁈ — начальник кажется окликнул его уже не в первый раз.
— Слышу, слышу, — совсем не по уставу откликнулся Макс, вглядываясь в осеннюю темноту и пытаясь разглядеть там фигуру офицера с улитками в петлицах.
* * *
Лязгнула дверь камеры, и равнодушный голос бросил:
— Казасюс! На допрос!
Марат Донатыч, кряхтя и недовольно бормоча себе под нос проклятья всем неуёмным следователям, которым не спится ни с утра, ни с вечера, потому они и другим спать не дают, поплёлся на выход.
Уже почти механически повернулся лицом к стене, дожидаясь, пока конвойный закроет дверь камеры.
Вот долго они, интересно, разбираться в таком лёгком деле будут⁈ Ведь и ежу понятно — он ни в чём не виноват.
Возле окна в допросной, спиной к вошедшему Марат Донатычу стоял совсем незнакомый человек. Высокий, с прямой спиной, от которой так и разило буквально нечеловеческой силой.
Он резко обернулся, полоснув по лицу Марата взглядом пронзительных голубых (почему-то жутко знакомых) глаз.
— Присаживайтесь, Марат Донатович, — следователь (а следователь ли?) со странными эмблемами-спиральками на петлицах, широко улыбнулся.
Марат Донатыч сел как заворожённый, глядя во все глаза на незнакомца.
— Давайте поговорим, — мужчина с пронзительным взглядом чуть наклонился вперёд.
— Давайте, — Марат вдруг понял, что именно этого человека он и ждал всю свою жизнь. Его и только его.
— Чертанов и Сергеев. Расскажите, что с ними произошло.
Марат Донатыч облизал пересохшие губы и быстро заговорил:
— Сгорели они. Вместе с флигелем. Денег от меня хотели, дурачочки…
Марат Донатыч вдруг дробно рассмеялся тонким противным смешком:
— А хрен им с маслицем, а не деньги! Я с Домны взял за принца наследного, а блаженный Серёжа мне ещё денег выиграл. Много! Хотели обмануть, убежать… Не вышло! Марат умный, Марат людям заплатил, и мальчишек сожгли. Вместе с флигелем. А то сносить мне его не давали… Историческая ценность, понимаешь ли…
— Эй! Ты чего там бормочешь⁈
Марат Донатыч огляделся. Он сидел в своей камере со стаканом воды в руках. Марат Донатыч опять захихикал, глядя на смотрящего:
— Чаю хочу! Горячего! Целый стакан!
Он погрозил пальцем сокамерникам:
— Не обманете Марата! Он умный! Он белому оленю не верит!
Марат довольно улыбнулся и продолжая шептать себе под нос: «Не верьте белому оленю», — направился к электрической розетке.
* * *
Георгий Иванович задумчиво смотрел сквозь панорамное окно на реку. Мда… Мельчает народ, мельчает. Достойного противника уже и не встретить. А вот встретил, и что? За спиной негромко скрипнуло кресло.
Георгий Иванович мгновенно напрягся, но резких движений делать не стал: хотели бы убить — он бы уже был мёртв. Он медленно обернулся и в изумлении вскинул брови. За его рабочим столом, в его кресле сидел совершенно незнакомый человек. Поймав взгляд Георгия Ивановича, он негромко и размеренно произнёс:
— Сергеев. Что можете сказать про него?
Сам не зная почему, не отрывая глаз от лица незнакомца, Георгий Иванович медленно подошёл к столу и сел напротив человека.
— Странный человек. Необыкновенный, можно сказать — уникальный. Я сначала решил — из спецслужб. Пьёт как лошадь, а не пьянеет. Память — феноменальная. И сила так из глаз и плещет. Жаль, погиб. Человечишки-то мельчают. — То, что
