Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
ремонтника.
Только Цапля собрался сделать шаг, ногу уже поднял правую, чтобы пойти к кровати и проверить, надо ли делать контрольный в голову, а в этот момент Малович выпрыгнул из-за двери хорошо тренированным легкоатлетическим прыжком, высоким и длинным. Не приземляясь, он сверху резко всадил ребро кулака точно между позвоночной костью и затылком. Цапля отключился ещё стоя на одной ноге и как падал — уже не чувствовал. Очнулся он через десять минут в наручниках за спиной, сидя в углу комнаты.
— Мусор? — спросил он. Язык ворочался вяло и голова на шее крепилась плохо. Качало её в разные стороны.
— Не угадал, — шлёпнул его тихонько по щеке Малович. — Я учитель танцев. Сейчас помощник мой приедет и мы будем с тобой учиться танцевать под нашу дудку.
Он по рации вызвал машину и через полчаса Цапля уже отдыхал на нарах седьмой камеры изолятора. В кабинет подполковника Лысенко вошел Тихонов когда Малович обсуждал с командиром дальнейшие действия.
— Взял Седого? — спросил Шура.
— Взял. Я у нашего товарища подполковника — командира попросил одного милиционера для хитрого фокуса. Дверь у меня с площадки открывается «на себя». Седой позвонил. Я лёг под порог, а рядовой ППС толкнул дверь на Седого. Тот увидел лицо, не совпадающее с фотографией, и заглянул на секунду за дверь — ещё раз номер посмотреть. Меня — то не видел. Чего ему в пол пялиться? Ему личность нужна, чтобы её ликвидировать. Ну, тут я его дёрнул за штанины, рядовой толкнул в грудь и Дед упал на площадку. Стукнулся башкой, а пистолет у него выпал из рукава пиджака. Браслеты сзади защёлкнули и на моём Москвиче сюда приехали. Пистолет вот он.
Вова обожал в красках расписывать свои задержания. Не хвастался. Характер был такой. Любил пересказывать приметные детали искусств разных, а ещё выдающиеся моменты своей работы и красивые фразы из литературы в обществе обожал произносить. Тонкая душа — Вова Тихонов, капитан из «угро».
— Не в седьмую камеру сунули его? — на всякий случай спросил Шура.
— В шестую, — конвоир сказал, что ты в седьмую уже жильца поселил.
— Ну, молодцы, — сказал Лысенко без лишней торжественности. — Ты Шура больше уверен в чём? В том, что мы примем Серебрякова или в том, что он тебя всё же пристрелит? Народу боевого у него в городе — батальон. Может, уедешь с женой подальше на месяц? А мы пока этих ухарей раскрутим.
— Скорее всего — пристрелит, — вздохнул майор Малович. — Но я постараюсь привезти его к нам до кучи на день раньше, чем он меня грохнет.
— Хорошо бы, — потянулся подполковник. Тоже почти не спал. Переживал. — А к тебе я всё равно охрану приставлю. Трёх автоматчиков. Береженого бог бережет.
Все разошлись до завтра. До первого допроса самых нужных, удачно пойманных кровавых слуг «оборотня» Серебрякова. Автоматчики ночью стреляли в ответ на ружейные выстрелы, но Малович проснулся на минуту, послушал и уснул до утра.
В девять часов, когда утихомирилось хаотичное перемещение почти бегущих на рабочие места граждан, обязанных переступить порог своей конторы до звонка, который ровно, минута в минуту, давал вахтёр. Палец на кнопке он держал минут пять и после девяти. Практически все вахтёры в больших, стоящих в центре города организациях, были людьми с благородной душой.
То есть опоздать можно было минут на пять. Пока тарахтел звонок. Но дольше держать кнопку — перебор. Директор мог обратить внимание. После того как в холле становилось тихо, опоздавшие с горестными лицами шли к столу, а там лежал журнал, куда каждый записывал свою фамилию и время опоздания. К концу квартала из «штрафников» профсоюзный комитет выбирал самых злостных и у них слетала квартальная премия.
Остальные получали выговор, и им было стыдно. Так считало, правда, только начальство. Система «от звонка до звонка» работала исключительно в крупных конторах. А в маленьких была нормальная советская вольница. Приходили когда хотели, днём бегали по магазинам, а домой тоже не особо спешили. Оставались на пару часиков выпить-закусить мужики, а женщины добивали до финала сплетни, которые не удалось целиком обсудить за рабочий день.
В управлении уголовного розыска вахтёра не имелось, звонков не было, но все приходили раньше. Дел было много у всех. Вот сегодня быстрее всех прибежал в кабинет начальник, подполковник Сергей Ефимович Лысенко. Он написал несколько рапортов начальству и сел на подоконник думать: как бы поэлегантнее и на хороший срок определить «кума» Серебрякова.
Лысенко считался думающим милиционером. Таких было немного. А остальные либо тупо писали одинаковые протоколы, либо носились с пистолетами за подозреваемыми. Уважали подполковника ещё и за то, что он никому не позволял обижать своих сотрудников. Даже начальнику всего УВД генералу Шевцову.
Тем не менее, генерал держал Лысенко в строгости, но по другим причинам.
Пришел Сергей Ефимович в управление после полугодовых офицерских курсов в пятидесятом году. До этого после войны работал столяром на мебельной фабрике. Воевал он с октября сорок первого, со дня основания Карельского фронта. Был под пулями и в Карелии, и в Заполярье. Потом, ближе к концу войны, его перебросили на фронт первый Белорусский и с ним он дошел до Берлина, брал столицу вражескую вместе с армиями Украинского фронта, получил четыре дырки от пуль на руках и ногах, а в апреле сорок пятого осколком мины ему переломало колено.
И до сих пор он хромал, но не носил ни протез, ни палочку-клюку, чтобы хромать не так сильно. На груди в праздники милицейские и военные носил два ордена Красной звезды и орден Отечественной войны первой степени. Медалей имел пять штук, но к кителю их не цеплял. Хватало важных орденов. На курсы он поступил капитаном запаса. Окончил с майорской большой звездой и сразу попросился в уголовный розыск. Генерал Шевцов изучил его военное прошлое, назначил начальником управления уголовного розыска и через пару лет представил его к званию подполковника. И всем хорош был Лысенко. Его любило и ценило всё большое управление. Но он был единственным в милиции, кого раза по три в год то исключали из партии и понижали до майора, то возвращали на прежнюю позицию. Причём начальником «уголовки» он оставался всегда. Не трогали. Лучше него с сорокового года, считай, не было командира.
А из партии исключали в связи с его странной жизнью. Он не пил много, не бегал по бабам, работал как проклятый и отдел «угро»
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
