так же.
Ничего не предвещало беды, и даже приключения с похищением моей начальницы уже стали как-то блекнуть и меркнуть в памяти. Я был практически готов вновь погрузиться в унылые трудовые будни техподдержки. Пусть и начнутся они с самого омерзительного дня недели.
Но этот понедельник оказался еще более отвратительным, чем все предыдущие. Потому что страдать офисные клерки начинают либо в общественном транспорте, либо заходя в офис, когда сталкиваются с коллегами и начальством.
Я же начал страдать практически с момента пробуждения, а если точнее, с момента, когда я попытался зайти в ванную комнату и понял, что там занято.
— Куда ломишься! Сдохнуть хочешь⁈ — прокричала из-за стеклянной перегородки Пак Сумин.
— Ты чего здесь забыла⁈
— Мне лень наверх было идти!
— Так там же все равно твоя одежда!
— Так сходи и принеси!
— А белье мне что, тоже тебе принести⁈ — ехидно поинтересовался я.
Из-за перегородки появилась намыленная голова Пак Сумин.
— А ты что, извращенец? Женских трусов не видел? — сощурилась годзилла. — Что, мечтаешь в полке с моим бельем пошуршать?
Моим взглядом, наверное, можно было сейчас прожигать стальные плиты, но годзилле было совершенно все равно на мое негодование. Секунд десять мы так и стояли — я в одних пижамных штанах на пороге ванной комнаты, напротив — голова годзиллы, парящая у края перегородки. Как она вообще так стоит? Назад откинулась? За что-то рукой держится? А если навернется и голову расшибет, что мне потом с ней делать?
— Ладно, расслабься, извращуга. Всю мою одежду комплектами упаковывает прачечная в вакуумные мешки. Просто забери оба пакета с вешалки и захвати мои туфли у входа. Пароль мой обычный, ты его знаешь. А потом можешь идти за кофе.
— А помыться мне когда можно будет? — спросил я, закипая от происходящего беспредела.
— Что, хочешь в душ сразу после меня? — мерзко хихикнула годзилла.
Я ничего не ответил, просто с такой силой ударил дверью об косяк, что будь она чуть похуже качеством, то слетела бы с петель.
— Дикарь! — донеслось из ванной, но я сделал вид, что ничего не слышу, вышел в коридор и направился в пентхаус. Пересекся взглядом с невозмутимым охранником, после чего направился к лифту.
Чтобы попасть на этаж пентхауса, нужно было ввести пароль из лифтовых кнопок этажей. Просто чтобы случайные люди не могли туда попасть. Пароль был очень надежным, «1234». Внутрь квартиры Пак Сумин я никогда не заходил, так что, доехав наверх, впервые ввел на кодовом замке привычные четыре нуля.
Дверь тихонько пикнула и открылась, я потянул за ручку и оказался в самой большой гостинной, которую только мог представить.
Пентхаус Пак Сумин занимал весь последний этаж здания и больше походил на какой-то зал для заседаний, чем на квартиру. Да и само помещение выглядело совершенно нежилым, стерильным. Нигде не валялись тапки, подушки на диванах — ровно расставлены. Заглянул на кухню — такая же стерильность. Я понимал, что тут убирались горничные, но на моей кухне приборы для готовки уже перекочевали на специальную подставку, на микроволновке и плите появились следы использования, на столе был рулон с бумажными полотенцами и подставка для салфеток. Эта же кухня была настолько же гигантской, насколько пустой. Тут никто никогда ничего не готовил, наверное, Пак Сумин даже лапшу здесь не заваривала.
Я бросил взгляд на вешалку, где, как и сказала годзилла, висело два пакета с одеждой. Схватив не глядя оба, я зацепил пальцами стильные туфли-лодочки, в которых Пак Сумин ходила на работу чаще всего, и поспешил убраться из этого музея одинокой жизни. Так вот почему она постоянно ошивается в моей квартире? Может, у нее в пентхаусе развивается агарофобия и она ищет помещение поменьше?
Сначала мне в голову пришла идея предложить Пак Сумин переехать в квартиру напротив, ведь на весь этаж из жильцов был только я, да охранники в своей отдельной квартире. Но потом я представил, как эта поехавшая втыкает мне острый каблук в глаз, и очень быстро передумал. Что самое главное в общении с нестабильными личностями типа моего начальства? Правильно! Никаких провокаций!
Когда я вернулся Пак Сумин все еще плескалась, так что пришлось идти за кофе немытым и сонным. Бариста, которая уже привыкла видеть меня одетым и свежим, слегка выпала в осадок, не добавляли мне очков и синевато-зеленые фингалы, которые расплылись под щекам в стороны от сломанного носа. Сколько я ни прикладывал холодные компрессы, сколько ни мазал лицо специальной дорогой мазью, законы природы не обманешь. Ходить мне такой зеленоватой пандой еще минимум пару недель.
— Сложная неделька выдалась, — зачем-то сказал я работнице кофейни, забирая свой заказ.
Ответа я так и не получил и под удивленные взгляды жителей этого недешевого района вывалился обратно на улицу и потопал в сторону дома.
Удивительно, как пластична человеческая психика. Скажи мне кто неделю назад, что я буду в мятых штанах и растянутой футболке выходить за утренним кофе во вполне приличную кофейню на углу, где стаканчик хоть и качественной, но все же черной жижи с молоком стоит больше десяти тысяч вон, то я бы покрутил пальцем у виска. Но Пак Сумин не оставила мне выбора, так что сейчас все окружающие могли наблюдать избитого северокорейца, который тащит завтрак своей невменяемой начальнице.
Когда я вернулся в квартиру, Пак Сумин уже закончила одеваться и была готова к выходу.
— Совсем забыла тебе сказать захватить косметичку, — выпалила годзилла. — Ладно, на первый раз прощаю.
За что меня простили я так и не понял, но кофе и круассан с вяленой говядиной у меня отобрали, после чего Пак Сумин, цокая каблучками, выскочила за дверь. Ничего необычного, всё, как и всегда. Мне придется трястись в вагоне метро, тогда как Пак Сумин обещала перед началом рабочего дня заглянуть к госпоже Юн Хян Ми, вот и поехала пораньше.
Недовольный тем, что распорядок моего утра был нарушен, я поплелся в душ, на ходу стягивая с себя грязную одежду. Внутри было напарено так, будто бы я оказался в кастрюле с кипятком, по дорогой темной плитке скользили капли конденсата. Ну, точно рептилия! Живой человек под настолько горячей водой мыться не способен.
Быстро приняв контрастный душ, и в очередной раз порадовавшись, что на южнокорейском рисе и свинине на мне наросло мяса, я схватил одно-единственное оставшееся чистое полотенце. К моей печали, вместо большого банного полотенца, которое забрала
