кивнул. Зачем он пришел, убедиться, что соперница уже не страшна? Зорька смогла изобразить усмешку. Нахлынувшая вновь злость придала сил.
— Осьмуша, ты пойди, там Фома один давно, — постаралась выпроводить она челядинку.
— Да ничего, подождет, — отмахнулась Осьма.
— Иди-иди, — помахал ей и Бакун.
Осьма послушно вышла. Повисла тишина, только за стеной копошились цыплята.
— Ну, я ладно, Бог со мною, чужой человек, — слабым голосом произнесла Зорька, — но на кого он собирался бросить стариков?
— На меня, — ровным тоном произнес Бакун и, увидев застывший немой вопрос Зорьки, добавил: — Я должен был забрать их в Переяславль. Князь Ярослав Всеволодович позвал церковь новую класть.
— Да разве вы не в Булгар идете? — прошептала Зорька.
— Артель нет, один Данила уходит.
— Как? Зачем?
— Обет исполнять, — пожал плечами каменщик.
— Кому?
— Матери.
— Разве его не сиротой Вольга подобрал? Он же его из реки выловил, так говорили — выловил себе сынка.
— Все так. Мать, перед тем как утопнуть, слово с него взяла, что домой вернется.
— Как он мог то помнить? Он то себе выдумал! — Зорька даже привстала с ложа, подавшись вперед. — И как он мог ее слова малым разобрать, ежели он ничего не слышит?
— Про то я не ведаю, — с напускным равнодушием проронил Бакун.
— Но куда он пойдет? Он и дорогу не знает, и спросить не сможет. Там же одни бесермени живут, куда ж христианину туда?
— И во Христа есть верующие, — показал Бакун шнурок от креста. — Благодарность за доброту Вольги его держала и Георгий резной. Вольга от мира ушел, Георгий достроен, можно уходить.
— Чего ж ты его не отговорил, в артели не оставил? На погибель, может, идет, — простонала Зорька.
— Обет родителям свят. Себя не простит, коли не исполнит, сожрет его изнутри.
Оба замолчали. Зорьке нечего было возразить.
— Достроили раньше срока, ждут епископа из Владимира поновлять, — снова заговорил каменщик. — До Рождества здесь побудем, артели передохнуть надобно, снегу слежаться, чтоб санным путем идти. Провожу его до Ярославля. Лед сойдет, может, найдет на чем в Булгар плыть. По губам его языку учу, с письмом пока туго, не разумеет.
Все открылось. Но отчего Данила не хочет взять ее, вдвоем же проще? Отчего?
— Попроси его взять и меня, он тебя послушает, — шепнула Зорька. — Я поправлюсь, я сильная, до Рождества окрепну.
Бакун только покачал головой.
— Я ему не люба?
— Он не воин, дочка, тебя защитить не сумеет, — мягко произнес Бакун.
— А что мне грозит, коли мы…
— Нельзя туда сейчас. Бегут оттуда.
Бакун, поджал губы и поднялся.
— Как то? — не поняла Зорька.
— Гонцы к князю Святославу прибежали, гибнут братья мои, — каменщик пошел к двери, обычно прямая гордая спина согнулась под неведомой тяжестью.
— Там мор?
— Рать с востока пришла. Города жгут. На Волге уж полно беглецов, страшное сказывают.
— Так его нельзя туда пускать⁈ Нельзя! — Зорька резко села. — Он же на погибель идет!
— Пока доберется, там уж пепелище будет. Отстраивать руки будут нужны. Думаю я, может, с ним все ж решусь. У меня в Нижнем Новгороде дочери да внучата, трудно так, коли есть кому за ноги держать. А тебе там делать нечего. Он тебя никогда не возьмет и прав будет.
Бакун ушел, а у Зорьки появилась незримая соперница — это память о неведомой матери. «Померещилось ему, сам себе обет выдумал».
— А говорите — помирает, — возмущенно указал на сидящую на краю ложа Зорьку отец Патрикей.
— Так худо было только что, — виновато пожала плечами Осьма. — Не иначе как чудо произошло.
— Как на ноги встанет, благодарственный молебен закажете.
Осьма побежала за Патрикеем, оправдываясь. Данила присел рядом с Зорькой, погладил по голове. Она подняла на него еще горящие лихорадочным блеском очи. Он виновато потупился.
— Я поправлюсь, не тревожься, — подбодрила она, коснувшись мужского плеча. — Не тревожься, — повторила уже самой себе.
Дни в начале ноября стояли солнечные, даже паркие, уж не чудо ли? Зорька потихоньку начала выходить на двор, посидеть на лавке старого Фомы. Иной день они сидели вместе, дед рассказывал про свою жизнь, немного бессвязно и повторяясь, Зорька терпеливо слушала, кивая. Мерное бубнение ее успокаивало. Зачем думать о будущем, вот сейчас солнышко светит, ветер с полудня, теплый, ласковый, и того уж довольно. Силы потихоньку возвращались, в груди еще сидел сиплый кашель, вырываясь наружу шипящими звуками, но все ж дышалось привольней.
Сегодня у деда особенно крутило ноги, и Зорька грелась на лавке в одиночестве. Осьма подалась к торгу. Данила тоже ушел доводить до конца работу, ждали на днях не только епископа, но и самого великого Георгия, старшего брата Святослава. Все в делах, надобно и Зорьке уже включаться в круговорот жизни.
— Эй! — окликнули откуда-то сбоку.
Из-за забора появилась спутанная копна волос, а затем скалящееся хищной улыбкой лицо «ярыжника». Кирша оседлал забор, свесив во двор одну ногу.
— Как здоровье, болезная? — подмигнул он Зорьке.
— Божьей милостью, — улыбнулась Зорька, появление Кирши ее не разозлило, скорее наоборот, было приятно, что он пришел справиться о ее здоровье.
— Исхудала, синячищи какие под очами, — с легким сожалением проговорил он, разглядывая больную.
— Дурна собой стала? — усмехнулась Зорька.
— Что есть, то есть, — согласно кивнул Кирша.
Раньше Зорька огорчилась бы, а теперь лишь равнодушно пожала плечами. Дурная да дурная, что ж с того.
— Да шучу я. Хороша и сейчас, — поспешил уверить ее Кирша, испугавшийся ее равнодушию.
— Ну, так женись на мне, ты ж вдовый, — поднялась Зорька с лавки, плотнее заворачиваясь в шерстяной убрус.
— Так сначала товар-то щупаю, а ну как на ощупь не подойдет, — прищурился Кирша. — Ты подойди, может, и столкуемся, — поманил он указательным пальцем.
— Отчего ж не столковаться, — одарила его Зорька игривой улыбкой. — Столкуемся, — поплыла она в его сторону.
— Я сейчас спрыгну к тебе, — с готовностью перекинул ухарь и вторую ногу.
— Не надобно, и так дотянешься, — запрещая в ответ замахала пальчиком Зорька.
— Так я готов, — пригладил всклокоченные волосы Кирша. — Иди суда, лебедушка м…
Договорить он не успел, Зорька резким движением подняла валявшееся у забора полено, со всей дури огрела парня куда дотянулась.
— Э-э-эй! — возмущенно закричал он, едва не свалившись с забора. — Я тут хворую навестить пришел, а она уж здоровее кузнеца посадского.
— Так иди себе с Богом, — отбросив полено, пошла к избе Зорька.
— Подарок-то возьмешь, буяная, — окликнул Кирша.
— Не надобно, — горделиво отбросила назад косу зазноба.
— Я вот тут на травке брошу, авось понравится.
Зорька повернулась, но Кирши уже не было. Любопытство пересилило, и, немного постояв посередине двора, Зорька осторожно приблизилась к забору, нагнулась — в траве лежала
