class="p1">– Откуда оно у вас? Как вы смели выкрасть его!
– Видимо, вы обронили, когда шатались по усадьбе ночью. – Лезвие её улыбки стало шире и оттого сильнее вонзилось ему под левое ребро.
– Занимательное чтиво… Обратите внимание, как забавно легли карты. Баронесса всю жизнь провела во грехе, но хотела настоящей искренней любви. О чём и попросила Дюпре. И любовь эта явилась к ней в лице вашего подельника. И он сделал её счастливой, как она и просила. Но он же и забрал её жизнь, чтобы удовлетворить в свою очередь ваше желание. Теперь вы понимаете, как работает эта зловещая цепочка? Всё в мире взаимосвязано настолько, что стоит только нарушить баланс одной маленькой части, и всё начинает сыпаться. Не это ли лишнее подтверждение того, о чём мы говорили вчера в саду? Цена за исполнение желания – смерть. То, что произошло с моим мужем. То, что произошло с баронессой. Это же произойдёт и с вами, будьте покойны…
Поль почувствовал головокружение. Построенная графиней картина будущего встала перед его глазами во всём пугающем великолепии. Он понял, какую скромную роль в этом бурном театре играет его собственная жизнь. И что если театр этот продолжил работать, а в ином убеждаться у него не было причин, то никакая хитрость не убережёт его от исполнения сценария, который уготовил всемогущий невидимый режиссёр.
– Что же будет со мной? – прошептал он.
Елизавета пожала прекрасными плечиками, укутанными в чёрную шаль.
– Полиция схватит вас и отвезёт в участок. После допроса вас кинут в клоповник. Так у них называется особая камера, кишащая голодными клопами. О, им будет где разгуляться на вашем теле!
Князь инстинктивно поёжился. Он терпеть не мог насекомых.
– Вы будете умолять выпустить вас, – продолжила графиня. – Но они продержат вас до утра. А когда двери откроются, вы готовы будете подписать всё, что вам подсунут. Сознаетесь во всех грехах человечества, лишь бы кончилось ваше страдание. И когда сделаете это, вас ненадолго оставят в покое. Но одним утром вас обрядят в грязный халат, обреют наполовину голову и провезут по городу в колеснице под бой барабанов.
Палач в красной рубахе возведёт вас на эшафот и привяжет к позорному столбу. Над вашей кудрявой головкой сломают шпагу и возвестят обществу о том, что вы для него отныне мертвы. И пусть тело ваше всё ещё будет функционировать, душой вы будете не живее баронессы.
Вас, конечно, не повесят. Это варварство у нас сохранили только для террористов. Но не лучше ли мгновенное избавление, чем холодное путешествие в Сибирь? Путешествие, в котором не всегда выживают крепкие, закалённые работой мужики. А вы-то уж точно сразу погибнете. Ваше окоченелое тело, истерзанное кандалами и побоями, скинут за обочину и закидают снегом. Ведь почва будет слишком мёрзлой, чтобы копать вам могилу.
Поль обмяк на стуле, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
– Но я всё ещё могу бежать. Вы же обещали помочь мне.
– А вы обещали не врать! – крикнула графиня так, что зазвенели столовые приборы. – Однако вы отчего-то запамятовали сообщить о смерти вашего подельника, которого Победоносцев застрелил на ваших глазах. Кто же теперь организует мне встречу с Дюпре?
Графиня пригвоздила князя глазами к стулу.
– Елизавета… – начал князь сдавленным голосом. – Есть и другие, кто знают… – Но сразу понял, что врать больше не может.
Графиня достала пузырёк со спиртом, выдернула пробку и вдохнула пары, запах которых через мгновение дошёл и до князя.
– Вы уже тысячу раз обманули меня, Ваша светлость. Вы такой же, как и остальные мужчины. Зря я доверилась вам. Но для вас всё скоро кончится. Победоносцев со своими ищейками будет здесь с минуты на минуту. Степан Савельич, подавай голову!
* * *
По навесу пролётки барабанили тяжёлые, словно слёзы на похоронах, капли.
– Не увязнуть бы, – сказал Брейстер.
Победоносцев с неприязнью поглядел сквозь занавески на охваченное тёмной мантией небо, которое подмигивало далёкими молниями.
– Ничего, доберёмся с божьей помощью.
– Но вы уверены, что беглец там? – спросил Зыбкин, отвлёкшись от газеты.
– Ни в чём нельзя быть уверенным, Пётр. Но других зацепок у нас нет. И если нам всё-таки повезёт найти его там, то мы сможем наконец избавиться от давления общественности и сконцентрироваться на шайке террористов.
Ехали не менее часа. Ужасно трясло на ухабах. Городская коляска не была предназначена для сельских немощёных дорог. Победоносцева мутило и клонило в сон. Он проклинал недосыпание, баронессу с её похоронами и графиню, слишком красивую, чтобы её не проклинать. Он мечтал рухнуть на перину и забыться сном.
Наконец они съехали с лесной тропинки, и вдали показалась усадьба. Победоносцев раздвинул карманную телескопическую трубу и принялся рассматривать сквозь её линзы старый двухэтажный особняк.
В глубине души он надеялся сразу увидеть преступника, вальяжно прохаживающегося по двору. Но дождь лил уже ощутимо, и во дворе никого не оказалось. Это играло им на руку – так их вряд ли заметят издалека и можно будет подобраться ближе. Где-то близко сопел Брейстер, который, видимо, очень хотел знать, что видит начальник, и потому напряжённо щурился. Однако с увеличительной способностью трубы тягаться не мог.
Остановились чуть поодаль, чтобы не привлекать внимания. Победоносцев спрыгнул со ступеньки и принялся раздавать приказы жандармам, прибывшим на отдельной карете.
Виктор Георгиевич хотел взять негодяя сам. Главное было – не дать ему улизнуть, как тогда, в трактире. Направились к дому. Болотистая почва уходила из-под ног, норовила стянуть сапоги. У обер-полицмейстера выступила на лбу испарина. Брейстер хрипел и рычал чуть позади, пытаясь удержать равновесие и не рухнуть в грязь. Зыбкин брезгливо прыгал по кочкам, поэтому совсем отстал.
«Это тебе не мостовая у Исаакиевского», – подумал Победоносцев.
Он вдруг понял, отчего у всех деревенских мужиков такая качающаяся походка и ноги дугой – походи по таким ямам! Приличный силуэт и осанка никак не вписывались в эту вихрастую и извилистую местность, в которой и с лупой нельзя было найти ничего прямого: ни линии, ни угла, ни поверхности. Это же объясняло, почему помещики, слишком долго живущие в усадьбах, так становятся похожи на своих мужиков.
Они прошли по аллее, которая, на радость всем, оказалась выстлана плиткой. По бокам от дорожки, прячась в кустах гиацинтов, белели небольшие статуи, выполненные – и вполне искусно – в античном стиле. Аллея была ухоженной, но остальной двор выглядел несуразным и разбитым.
Впереди чернел фасад барского дома и разбросанные вокруг флигеля и сараи. Тут и там были видны следы активной, но быстро затухшей деятельности. Стены вроде бы начали красить, но закончили
