Книга Наглый роман - Ния Артурс

Ваня разворачивает меня и обхватывает мое лицо своими мягкими ладонями. Ее руки пахнут маслом какао, модными духами и домом.

— Выпусти это, Хадин. Ты так долго сдерживался, и это съедает тебя изнутри.

В приемной жутковато тихо. Мимо никто не проходит. Все пациенты спят. Врачи укрылись в своих кабинетах.

Мы одни, но я чувствую себя незащищенным. Как будто все мои внутренности вытащили наружу и выставили напоказ.

Ваня снова обнимает меня. Она не отталкивает меня. Она ничего не говорит, и все же успокаивает то, что она обнимает меня, дышит вместе со мной. То, что она здесь.

Черт, я не знал, что она так сильно нужна мне, пока она не скользнула в мои объятия, как последний кусочек головоломки.

— У тебя тяжелая голова, — бормочу я через некоторое время, толкая ее голову плечом. — Из чего сделан твой череп? Из камней?

Она вскакивает и свирепо смотрит на меня. — Ты гораздо более отзывчив, когда молчишь.

Я смеюсь и глажу рукой вверх-вниз по ее спине, пока ее хмурый взгляд не сменяется неохотной улыбкой.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает она.

— Теперь, когда ты здесь? Да. — Я переплетаю наши пальцы.

— И?

— И что?

Она выгибает бровь и наклоняет голову.

— Кто-то слишком настойчив, — бормочу я.

— Ты действительно становишься более симпатичным, когда затыкаешься, — говорит она.

Я устало улыбаюсь и провожу большим пальцем по ее подбородку. У меня никогда не хватало смелости открыть эту дверь. Никогда не было сил разделить это бремя.

— Если я заткнусь, ты не услышишь о том, что случилось с Олли, — шепчу я.

Ваня крепче сжимает меня в объятиях. Она удивленно моргает. — Ты готов говорить?

Нет, даже близко.

Но это Ваня, и ради нее я постараюсь.

ГЛАВА 11

ОСВЕЖИ ПАМЯТЬ

ВАНЯ

Ночное небо усыпано звездами, которые мерцают так, словно хотят что-то доказать. Воет машина скорой помощи. Гудит генератор. Тишайшая из симфоний. Мир кажется далеким, когда мы прогуливаемся по больничному саду.

Я тихо вздыхаю и прилагаю усилия, чтобы держать рот на замке. Хадин молчал последние пять минут, хотя сказал, что готов поговорить.

Напряженность нарастает.

Тревога сжимает мне горло.

Но я продолжаю говорить себе быть терпеливой.

Когда я бежала в больницу ранее, я была готова к тому, что Хадин попытается отправить меня домой. Что он и сделал. Но он не мог посвятить себя этому, и в кои-то веки я рада, что никогда не подчиняюсь его приказам.

Если бы я послушала его, мы бы не были здесь, прогуливаясь по больничному саду, ожидая, когда откроется правда.

Во время нашей третьей прогулки по саду — я почти уверена, что видела это дерево уже дважды — Хадин останавливает меня, положив руку мне на плечо.

Я быстро поворачиваюсь, желая поскорее закончить карусель.

Он сжимает челюсти, и только тогда я понимаю, насколько бесчувственно веду себя. Хадин болтливый человек, и тот факт, что ему трудно говорить, доказывает, насколько серьезен этот разговор.

Смятение на его лице заставляет меня пожалеть, что заставила его открыться.

— Хадин, — шепчу я, — ты не обязан…

— Олли был усыновлен, — выпаливает Хадин в то же время.

Я замираю как вкопанная. Слова вертятся у меня в голове, но они не имеют для меня смысла. Олли был такой же частью семьи Маллиз, как и Хадин. Он даже был похож на миссис Маллиз с более мягкими чертами лица и доброй улыбкой.

— Хадин, — говорю я, подходя к нему.

Он берет мою руку, прежде чем я успеваю положить ее ему на плечо и потереть. Срывающимся голосом он предупреждает меня: — Подожди, Ван. Позволь мне.… позволь мне высказать это. Я не думаю, что смогу избавиться от этого, если ты прикоснешься ко мне.

Я не понимаю, что он имеет в виду, но я уважаю его желания. Высвобождая свою руку из его, я держу руки по швам, хотя вижу, что он действительно нуждается в объятиях.

Хадин проводит рукой по лицу и чертыхается. С каждым вдохом мне кажется, что я впитываю все больше и больше его горя. Он высвобождает только часть его. Всего лишь кусочек. И все же это уже ошеломляет.

Он проводит рукой по волосам, и пряди беспорядочно падают ему на лоб. — Маме было трудно забеременеть. Она пыталась с помощью лечения бесплодия и врачей, но ничего не получалось. Она дошла до того, что решила, что беременность — это не их выбор.

Мы делаем еще один круг. Я даже не проверяю, прощли ли мы снова то же дерево.

— Происхождение имеет большое значение для семьи Маллиз, — продолжает Хадин. — И передать бизнес незнакомцу было не тем, что мама и папа были готовы сделать. Итак, они отправились на поиск умного, податливого ребенка, которого они могли бы превратить в своего идеального наследника.

Я вздрагиваю от его слов. В нем столько горечи, которую нужно распаковать. Я почти боюсь прикасаться к нему, потому что он такой грубый, пульсирующий и зараженный.

— Олли был избранным. Он был умен, получал хорошие оценки, делал все, что ему говорили. Они взяли его к себе и сделали Маллизом. Новая одежда. Новая школа. Новая жизнь. Они даже дали ему новое имя. Оливер-младший.

Я киваю. Я не знаю, как звали Олли до того, как он вошел в семью Маллиз, но ‘Олли’ ему подходило.

— Когда он выглядел и жил как Маллиз, они начали учить его вести себя как Маллиз. Он не разочаровал. Он был лучшим в каждом классе. Он освоил каждый инструмент. Выучил несколько разных языков. Он стал идеальным сыном.

— Несколько лет спустя произошло неожиданное. Мама забеременела, и я появился на свет. Внезапно в семье Маллиз появился ‘настоящий наследник’.

— Ты хочешь сказать, что твои родители бросили его? — Шепчу я.

— Я говорю, что Олли пошел еще дальше, чтобы доказать, что он им все еще нужен. Как он мог поступить по-другому? Мама и папа выбрали его только потому, что у них не было другого выбора. Теперь они это сделали.

— Он тебе это сказал? — Я ахаю.

— Не в лицо. — Но, оглядываясь назад, я понимаю, что это имело смысл. Папа не из тех, кто когда-либо бывает доволен. Он всегда был строг с Олли. Всегда. Ожидал, что он будет идеальным. У моего брата не было другого выбора, кроме как соответствовать этому.

— Хотя твой отец казался близким с Олли, — размышляю я, вспоминая все случаи, когда я слышала, как мистер Маллиз кричал на Хадина, чтобы тот больше походил на его брата.

— Так это выглядело со стороны, но папа слишком сильно давил на Олли. Обращался с ним скорее как с машиной, чем как с человеком. Я никогда не понимал почему. — У него перехватывает дыхание. — Я просто посмотрел на