— Дерьмо! — это было все, что я смог сказать.
17 Лэнгли. 20 ноября 1985 года, 8:30
Телеграмма из Бонна была обычной. В ней сообщалось о невыходе агента на встречу. В нормальной обстановке это вызвало бы лишь небольшую озабоченность. Но обстановка в советском отделе уже давно не была нормальной. Над отделом довлело стойкое предчувствие неприятностей, и потеря контакта с любым агентом только усиливала тревогу.
Бонн сообщал, что подполковник КГБ Геннадий Вареник, работавший под прикрытием местного отделения ТАСС в советском посольстве в Германии, не вышел на очередную встречу и не поставил сигнал вызова на запасную. Последняя встреча с Вареником, который имел псевдоним «Фитнес»[34], была проведена 4 ноября на конспиративной квартире в Бонне. Вареник сообщил, что его вызывают в Восточный Берлин на внеплановое совещание, проводимое аппаратом КГБ в Карлсхорсте. Он предположил, что целью совещания будет доработка плана кампании террора против американских военнослужащих и членов их семей путем проведения серии терактов в общественных местах, часто посещаемых военнослужащими, расквартированными в Германии. Ранее Вареник сообщал, что целью кампании террора было нагнетание напряженности в американо-германских отношениях путем создания впечатления, что террористические акты были делом рук германских террористических ячеек, состоящих из постаревших ветеранов банды Баадер — Майнхоф или более молодых и активных группировок участников «Фракции Красной армии»[35].
Предыдущие сообщения Вареника о террористических планах КГБ горячо обсуждались как в оперативных, так и в аналитических подразделениях ЦРУ. Некоторые отметали их как чистую фабрикацию или как минимум плод разгоряченного воображения. Другие, включая Билла Кейси, искренне верили, что КГБ способен на такую жестокость. Кейси и другие сторонники жесткой линии были уверены: покушение на папу Павла Иоанна II организовано Советами, так почему они должны на этом останавливаться? Дискуссия обострилась в связи с тем, что в последнее время в Германии произошли террористические нападения, унесшие жизни трех американцев. Эти теракты вписывались в «модус операнди», который описывал Вареник, и его сообщения привлекли внимание в Вашингтоне на самом высоком уровне, включая Рональда Рейгана. Исчезновение Вареника вызовет не меньший интерес.
Пола Редмонда особенно не интересовали дебаты относительно того, насколько «злой» в действительности была или не была «империя зла». Это он оставлял другим. Его внимание было сосредоточено на окопах, на рукопашной схватке шпионской войны, а не на том, как это вписывалось в грандиозные схемы. Он просто хотел знать, что случилось с Геннадием Вареником, похоже, провалившимся в ту же яму, которая за последние шесть месяцев поглотила так много агентов советского отдела. Редмонд был в скверном настроении и проинформировал меня об этом деле.
— Он пришел к нам в апреле прошлого года. Это важно, — подчеркнул Редмонд. — Это случилось после того, как Ховард ушел из отдела и из ЦРУ… даже после того, как ушла Мэри, если кто-то считает, что она делилась с ним секретами. Что бы ни произошло, мы не можем винить вэтом Ховарда.
— Как мы его нашли?
— Он нашел нас. Позвонил одному из наших ребят в Вене, кому-то, кого знал, когда работал там, и сказал, что ему нужно немедленно поговорить.
— Все это по телефону? — я был удивлен, что работник КГБ использовал в оперативных целях телефон в Австрии, где КГБ имел очень хорошие возможности для наблюдения за деятельностью ЦРУ.
— Да, я знаю. Но если «Фитнес» попал в беду, это не из-за того телефонного звонка. Во всяком случае, после первого контакта мы сразу вывели всю эту операцию из поля зрения русских. Мы поручили Чаку Ливену установить с ним связь в Бонне: встречи на конспиративной квартире, полный наш контроль. Чак работал с Бэртоном в Москве и знает, как соблюдать конспирацию в работе.
— Какие у него были мотивы?
— Смешанные. Говорил, что у него проблема с деньгами. Сумма небольшая, меньше 10 тысяч долларов, но — обычная история — ему нужно было срочно возвратить деньги в кассу. Родился ребенок, высокая стоимость жизни в Германии. Но он сказал Ливену, что больше был заинтересован в том, чтобы предупредить нас и весь мир о безумном заговоре, который задумали Москва и Карлсхорст: взрывы объектов в Германии, убийство американцев и вбивание клина между ФРГ и США. Может быть, даже развязывание Третьей мировой войны.
— Ты в это веришь?
— Не имеет значения, чему я верю. Все пытаются во всем обвинить Советы. Ты знаешь, кто тут верующие. Твой приятель… Редмонд жестом показал на потолок в сторону кабинета Кейси на седьмом этаже. Кейси действительно готов был верить самым страшным историям о русских. Спор с ним мог повредить карьере работника ЦРУ. — Кроме того, — продолжал Редмонд, — этот клоун Геннадий Титов сегодня заправляет всем в Карлсхорсте, а он способен на все, даже на такуюглупость.
Я кивнул в знак согласия, размышляя, почему каждый раз, когда упоминалось имя Титова, Редмонд взрывался. Опытный оперативный работник КГБ Титов был выдворен из Скандинавии в связи с громким скандалом, связанным с лидером Норвежской рабочей партии Арне Трехолтом. Сейчас он руководил деятельностью КГБ в Восточной Германии, и участие человека, которого в коридорах Лубянки называли «крокодилом», в операциях по Германии придавало известную правдоподобность сообщениям Вареника.
— Что еще он нам дал?
— Некоторые сведения о проникновении КГБ на объекты в Германии. Это пока еще не проверено. — Редмонд мрачно добавил, что офицер КГБ, работающий на ЦРУ, всегда должен иметь наготове предсмертное желание. Особенно в эти дни.
Редмонд ушел, а я мысленно возвращался к этому разговору. Пол уловил одну из главных истин шпионского дела: требовался особый характер, чтобы пойти на измену СССР. Проблема заключалась в том, что было на так уж много «ушедших в отставку» советских агентов, чтобы можно было провести исследование их мотивов. А встречи работников ЦРУ с агентами были такими короткими и напряженными, что почти не оставалось времени обсуждать с русскими шпионами причины, по которым они это делали. Некоторые вообще не хотели говорить об этом. Другие высказывали ненависть к советской системе, говоря, что хотят нанести ей наибольший ущерб. Такие агенты требовали особого обращения, чтобы они не пошли вразнос и не оказались в тюрьме. Некоторые называли это патриотизмом, но по отношению к России, а не к Советскому Союзу.
Отдельные агенты после кратковременной работы с ЦРУ, опустошив сейф в какой-нибудь резидентуре КГБ, бежали в США и с комфортом устраивались здесь. Но те особые люди, которые хотели стоять до конца и горели желанием работать против системы изнутри, все чаще оказывались в безымянных могилах. Пеньковский, Попов, Огородник и Филатов возглавляли этот список. А теперь к нему с головокружительной быстротой добавились: Толкачёв, Полещук, Сметанин, Мартынов… и, возможно, Вареник. Наверное, надо на Арлингтонском национальном кладбище огородить специальный участок, думал я. Может быть, так они получат признание, которого заслуживают[36].
