путь самурая, ты должен понимать, куда ты идешь. Если нет цели, то, в принципе, лучший выход — стояние на месте. Правильно? Куда идет Владимир Зеленский и его команда? Куда они идут? Никто не знает. Даже Владимир Зеленский. Есть набор общих фраз: «Мы за все хорошее, против всех плохих». Но это хорошо для песни и для выступлений, но для государственной политики — нет... Это самый сильный продюсер, сценарист, актер, я считаю, на всем СНГ, бывшем СССР. У него абсолютно нет никаких знаний и никакого опыта, он вообще не понимает, что вокруг него происходит. Мало того, его слабость в том, что он замыкается на каком-то количестве людей и слушает только их. У него нет второго мнения, третьего мнения. Он хочет слышать только хорошее».
Все это высказывалось в 2021 году многократно, и все это забылось, загнано в подсознание. Послевоенный взгляд на довоенные годы президентства Зеленского невозможен прежде всего потому, что об Украине (в меньшей степени о Зеленском) можно теперь говорить лишь одобрительно или сочувственно, но никак не критически: при любом другом модусе вы солидаризируетесь с агрессором. Никакой анализ при таком подходе, само собой, невозможен, как невозможно было критиковать борцов с царским режимом во времена столыпинской реакции; как невозможно осуждать советских маршалов в эпоху сталинского террора; как нельзя разбираться в перспективах Пражской весны после советских танков, раздавивших ее.
Россия, может быть, существует в мире именно затем, чтобы своими предельно грубыми и стратегически провальными действиями переводить этически двусмысленные ситуации в предельно однозначные; чтобы снимать любую моральную амбивалентность и расставлять железобетонные акценты. Роль сомнительная, но кому-то надо же это делать, и вот большевики обретают белоснежность, сталинские маршалы выглядят образцами военного таланта и отваги, а Пражская весна с ее более чем сомнительными перспективами начинает казаться вполне реальным проектом по приданию социализму человеческого лица. (Хотя ничего бы у них не вышло — нет ни одного сценария, даже при полном бездействии варшавского блока, при котором пражские реформаторы остались бы у власти).
На начало 2022 года проект «Слуга народа» — отважный эксперимент по внедрению во власть представителя творческой интеллигенции, чей имидж полностью сформирован сериальной ролью, выглядел если не провалившимся, то преждевременным. Но тут закавыка, загогулина, как сказал бы Ельцин. Я попытаюсь описать ее феноменологически, то есть безоценочно, хоть это и почти невозможно. Когда читаешь (вынужденно, потому что для этой книги вся подобная информация скорее sine qua non, протокольная необходимость) отчеты о коррупционных или репутационных скандалах вокруг Зеленского, чувствуешь себя примерно так же, как Ленин при чтении протоколов Учредительного собрания: все это другая эпоха. Зеленский предпринял отважную, хотя и обреченную попытку вытащить украинскую политику из провинциальной лужи, из так называемой рагульности — и она уперлась. Она плюхнулась в прежнюю стихию с тем же облегчением, с каким ребенок продолжает хныкать, хотя давно пора перестать. Ни коррупционная проблематика, ни сдержанно-глумливые интонации отзывов политиков друг о друге и журналистов обо всех властях, ни базарные и полублатные разборки, ни многочасовые скандальные и, в сущности, бесплодные ток- шоу — все это никуда не делось, и даже в самой команде Зеленского начались дрязги; для того, чтобы радикально изменить Украину, потребовалась война, и новый президент получил наконец новое общество. Все безнадежно, именно поэтому мы обречены на победу. Зеленский, возможно, на второй год своего президентства разочаровал страну и разочаровался сам, но это и породило ту общую для всех интонацию стоической насмешки, которая сплачивала Украину в последующие два года войны. Все очень плохо, но отступать некуда; мы едины в том, что плохо всем — олигархам и пролетариям, востоку и западу. Усе дуже погано, но мы сохраняем способность смеяться над этим.
Так что неудача Зеленского, пытавшегося открыть новый исторический этап в Украине, оказалась опять-таки уместной, и именно она привела его к тому стоицизму, с которым он встретил войну: терять нечего. И конечно, появились свои идиоты, уверявшие, что Зеленскому нужна война, что она легитимизировала его и позволила сохранить рейтинг... Сохранение рейтинга ценой таких испытаний и потерь могло бы обрадовать разве что людоеда — Путина, например; по Зеленскому хорошо видно, чего ему все это стоит. Но как ни парадоксально, атмосфера неудач или разочарований первых двух лет его президентства подготовила его к страшному напряжению первых месяцев войны. Я понимаю, что эта мысль тоже уязвима — вроде дневниковой записи Берггольц о том, что без террора конца тридцатых народ не был бы готов к войне и элементарно не выдержал бы ее. Наверняка эта мысль призвана была задним числом оправдать страшный опыт самой Берггольц. Но психологически она объяснима. Зеленский, привыкший к обожанию и успехам, был бы уязвимее Зеленского, который подошел к войне в состоянии внутреннего кризиса. Война разом дотянула и его, и украинское общество до того уровня солидарности, который мечтался ему с самого начала. Он не хотел платить такую цену. Но нация избрала именно человека, который готов к небывалому и в известном смысле призывает это небывалое; иное дело, что оно осуществилось не так, как ждали. Но это и есть главная черта будущего по Талебу: прилетел черный лебедь и одним крылом смел прошлое.
Если бы не война... сейчас нельзя даже представить, что можно было обойтись без нее, но представим: что тогда? Тогда Зеленскому пришлось бы так или иначе либо становиться просвещенным диктатором (и то еще вопрос, насколько просвещенным), либо окончательно превращать свое президентство в клоунаду. В мирное время оба варианта могли рассматриваться, но Россия придала ситуации смысл и драматизм: она отлично справилась с ролью абсолютного зла, и война стала тем восемнадцатым верблюдом, который разрешил неразрешимое.
Это произошло ценой огромных жертв, ценой разрушения миллионов жизней — в России, в Украине, в мире; рискнем сказать, что это произошло ценой российского будущего, потому что никакого будущего у страны-агрессора с фашистской идеологией и палаческим режимом быть не может. Но в Украине появилось реальное гражданское общество и все механизмы самоуправления.
XXI. Донбасс. Переговоры-2019
Частью предвыборной программы было урегулирование конфликта на востоке страны. В апреле 2019 года Зеленский предупредил, что никаких переговоров с сепаратистами вести не будет и на федерализацию Украины не пойдет (что вызвало критику в том числе и среди российских либералов — некоторые из них предлагали федерализацию еще в 2014 году как оптимальный сценарий). Зеленский много раз подчеркивал, что категорически возражает против раздачи российских паспортов населению Донбасса и добивается мира на условиях Украины.
Первая встреча
