можно ждать перемен. На Политбюро уже обсудили.
— Вот сука… — Тихо протянул Панасыч. Уж кому такие «лестные» эпитеты предназначались, не знаю. Может, всей ситуации в целом. — Значит, оттуда решили пойти… С козырей не получилось. Ну, что ж…подождем.
— Ты бы, Николай, с выражениями поосторожее. — Молодечный был удивительно многословен и непривычно обеспокоен. Причем беспокойство его относилось именно к Шипко. Видимо, этих двоих чекистов связывает что-то наподобие дружбы. Надо же… Не подумал бы.
— Я не боюсь. Мне бояться уже поздно. — Туманно ответил Панасыч. — Да и потом, уверен, кое-кто из самых сообразительных точно выкрутится. А если выкрутится он, то, скорее всего, и нас не тронут. Мелкие мы сошки, товарищ Молодечный.
— Да как сказать, Коля… Как сказать… — Ответил Кривоносый.
Дальнейший разговор я уже не слышал, потому что оба воспитателя двинулись по коридору дальше. Впрочем, мне большего и не надо было. Главное, момент перемен один черт настал. Иначе, наверное, и быть не могло. Соответственно, Бекетов сейчас может просто активно спасать свой зад. Я хорошо помню по урокам истории, что смена одного наркома на другого всегда влекла за собой повальные аресты людей, приближенных к свергнутому начальству.
Однако, рисковать вот такими случайными оговорками, как вышло с Судоплатовым, лучше не стоит. Особенно в присутствии Панасыча.
— Реутов! Ты оглох, что ли? Говорю, знаком с Павлом Анатольевичем? — Снова повторил Шипко.
— Да не… — Я небрежно пожал плечами и громко шмыгнул носом, придав своей физиономии немного придурковатости. — Откуда нам таких товарищей знать? Мы люди простые. Фамилия смешная просто.
— Мммм… — Шипко поджал губы. — Действительно… Обхохочешься…
В любом случае, после этого короткого разговора я с нетерпением ждал следующей недели, когда Судоплатов снова появится в Школе. Не знаю пока, зачем мне это нужно, но точно зачем-то нужно.
В общем, к чему я это вспомнил… Про уроки и учебу. Жизнь у нас стала слишком активная. Настолько активная, что я иногда даже забывал, кем являюсь на самом деле. Начинал воспринимать себя настоящим Алёшей Реутовым. И уж тем более, лишней минуты, чтоб подумать, прикинуть, позагоняться, не было совсем.
Только по ночам удавалось немного погрузиться в свои мысли, правда толку от этого выходило немного. Гонять по кругу одни и те же факты — такое себе занятие. Мне нужны новые вводные. А для новых вводных срочно необходимы сны настоящего Алёши.
Тем более, с основной частью все уже понятно. С основной, это я имею в виду, относительно прошлого деда. Если говорить более точно, относительно его детства.
Значит, что мы имеем… Отец Алёши почти десять лет назад, будучи в Берлине, получил деньги и документы. Их он спрятал предположительно в банке, но не точно. Насколько я помню по сну, это была площадь, на которой имелось несколько банков и много заведений, типа того кафе, где сидели Витцке.
Клячин сказал, концов так и не нашли. И что-то мне подсказывает, эти концы очень хорошо искали. В итоге поисков у Бекетова теперь есть понимание, тайник Сергея Витцке связан с его сыном. Даже не понимание, а твердая уверенность, появившаяся в результате некоторых розыскных мероприятий, что Витцке-старший доверил некую информацию Алексею, несмотря на юный возраст пацана. Самого прадеда вместе с женой, выходит, арестовали, но почти сразу оба они умерли. Алеша провел год в Коммуне, затем после несчастного случая, в котором он якобы утоп, всплыл уже в детском доме под Свердловском. Утоп и всплыл…умею я, конечно, слова подбирать.
Так вот…Сюжет понятен. Непонятно, что дальше. Бекетову до одури хочется заполучить документы. Подозреваю, не только из-за информации, которая касается его самого, но и ради возможности использовать их против больших, очень больших людей. Либо не использовать, а просто держать руку на пульсе. Если вдруг старший майор госбезопасности попадёт под раскрученный маховик, то всегда можно вытянуть туза из рукава. Разумно.
Ну, и бонусом, Бекетову нужны бабки. Ибо, я так понимаю, они там немалые. От бабла ни один дурак не откажется.
Вот так выглядит вся история, если систематизировать имеющиеся у меня данные. Вопрос в другом. Как вытащить этот чертов шифр из башки?
Я даже несколько ночей, словно идиот, перед тем как заснуть, беседовал с дедом. Тихо, шепотом, будто он и правда мог меня услышать. Говорю же, чистый идиот…
— Слушай, дедуля…ты совесть имей. И без того в моей жизни участия не принимал. Давай, тут подмогни…Внучок у тебя один, между прочим. Единственный. А сейчас тебе и самому может говнеца прилететь. Давай, замути мне еще парочку снов, покажи, что за рисунок был.
— Ты чего там, Алексей? — Крепыш приподнялся на кровати, уставившись на меня в темноте.
Вот, сука. Я думал он уже спит. Храпел ведь лежал. Так храпел, стекла тряслись. У него еще храп специфический, с присвистом и мычанием. А вот нет. Сидит, таращится в мою сторону. Радует, что голос хриплый. Значит, мог буквально секунду назад проснуться.
— Спи! — Буркнул я получекисту. — Ночь на дворе. Хватит скакать.
— А ты чего не спишь? Бормочешь ерунду какую-то. Надеюсь, не молишься? — Владимир от подобного предположения, им же самим озвученного, даже проснулся окончательно. Он вскочил на ноги и замер напротив моей кровати. — Ты смотри, Алексей, нельзя нам. Понял? Я знаю, народ иногда от темноты своей еще обращается к прошлому, но нам… Нельзя. Религия, она сбивает крепкие умы с истинного пути…Наш ум должен быть ясный, незамутненный.
— Володь, ну какое «молишься»? О чем ты? Я атеист. Устав комсомольской организации повторяю. Нас же не так давно приняли в ряды комсомольцев. Хочу знать его идеально. — На ходу сочинил я отмаз.
Про себя, правда, сделал вывод, разговоры с дедом — херня идея. Надо искать другие пути решения вопроса, как вызвать эти чертовы сны. Мне без них сто процентов не разобраться во всем.
Володя в итоге успокоился и лег обратно в постель. Я тоже повернулся на бок и вырубился, решив понадеяться на удачу. Однако, удача от меня отвернулась. Снов не было. За все три недели, ни одного.
А вот сегодня, наконец, снова замаячил светлый лучик. Правда касался он не воспоминаний деда, а совсем другой темы, которая была не менее важной. Именно по этой теме меня тогда ночью, после секретного собрания чекистов и разговора с Клячиным Подкидыш вызывал в коридор. И касалась наша ночная беседа крысы, имя которой все еще оставалось секретом.
