только вред.
— Ерунда. Солдата надо в ежовых рукавицах держать. Никогда не испортится в таком случае.
— Это не твои слова.
— Хочешь сказать, у кого-то научился?
— Да. Но не в этом дело. Одна строгость не всегда может привести к успеху. Еще более того — грубость. Так и знай — я против. Мне жаль механика.
— Вот еще жалостливый нашелся! Мне это ни к чему.
— Подумай, Женька! Директора завода помнишь? Танцевал с девчонками, хороводился, не зазнавался. А знамя за первое место получил именно его завод. Вот тебе и панибратство! А любят как его рабочие!
— То — гражданка. А тут — армия.
— Верно. Там и здесь люди одни и те же. Между прочим, и Засядько пришел к нам от станка…
Мнения у обоих так и остались разными. Летчик и штурман разошлись, недовольные друг другом.
В последующие дни даже в гостинице Коноплин и Ладилов сталкивались редко. Говорили больше о пустяках. О выступлении капитана, летчика-истребителя с хвостовым номером «99», никто из них не обмолвился. Словно и не было такого капитана и его выступления.
Ладилов рано уходил в город, возвращался поздно. Едва ли высыпался. Особенно накануне дневных полетов, когда надо было подниматься на рассвете.
Коноплину хотелось сказать, что так поступать вредно — уходить в полет усталым. Но как сказать? Ладилов сам прекрасно знал, что играть со сложной авиационной техникой нельзя. А главное, ведь он каждый вечер бывал с Элей! Подумает еще — зависть!
Нет, лучше молчать.
Однажды в воскресенье, когда Алексей приехал с реки, он удивился: Евгений был в комнате.
— Ты же должен был уехать на остров с Элей! Что случилось?
Спросил и покраснел — о девушке не стоило бы говорить.
Евгений беззаботно рассмеялся:
— Капризы девичьи. Подумаешь, недотрога!
Он махнул рукой. Смех его звучал довольно искусственно.
Расспрашивать Алексей не стал. Принялся переодеваться. Летчик не выдержал и объяснил:
— Понимаешь, пошла Элька цветы рвать. Я с ней. Ушли от реки. Кусты там. Ну и… поцеловал ее. А она как кошка… В общем, поругались. Разъехались по домам.
Краска схлынула с лица Коноплина. Он сел, положил руки на стол. Наступила неловкая пауза.
— Обидел? — глухо сказал Алексей. — Такую девушку!
— Да ты что, ревнуешь? Здорово! Отелло, скажем, имел на это право, а ты? И слушай! — разозлился Евгений. — Если мне по каждому поводу будешь нравоучения читать, ей-ей же поссоримся! Не беспокойся, Элька позвонит, сама прибежит еще! — самоуверенным тоном добавил он. — Подумаешь!..
В свободное время Ладилов подолгу валялся на кровати, иногда читал. Раза два за неделю увязался со штурманом и просидел оба вечера в библиотеке. Отношения стали прежними, дружескими.
Эля не позвонила. И не пришла.
В пятницу Евгений не выдержал. Посидел вечером в гостинице, лениво перелистывая журнал. Потянулся, стукнул кулаком по столу.
— Черт возьми, Лешка! Что мы сидим, как кроты? Пойдем в город!
Алексей посмотрел на часы.
— Пожалуй, можно на последний сеанс в кино успеть.
— Нет уж. К девчатам на танцы.
— А я в кино.
— Жаль. Могли бы вместе.
Евгений быстро стащил с тебя обмундирование, достал из шкафа новый серый костюм.
— Не прозевай, Лешка! Жизнь, брат, дается один раз! Кто это сказал? Есенин, что ли?
— А может быть, кто другой? И после этих слов написано еще кое-что в этой книжке. Забывать нельзя. Не помнишь?
— Нет. Всего голова не упомнит. Иду. И скоро не жди.
Алексей опустил голову. Не удержался, спросил:
— С Элей?
— Кланяться ей? Ну, нет. А с кем — еще не знаю. Девчат на танцах много. Пойдешь, а?
— В другой раз. Пойду в кино.
— Эх ты!
Евгений хлопнул друга по плечу, на ходу крикнул: «Пока!» — и исчез за дверью.
ОДИН РАЗГОВОР
И надо же было такому случиться! Когда Алексей стоял в очереди к кассе кинотеатра, кто-то тронул его за рукав. С недовольным лицом оглянулся. И тут же широко раскрыл глаза, заулыбался: рядом с ним стояла Эля.
— Вы?!
— Разве не узнаете? — засмеялась девушка. — Рассеянный вы, Леша. Я вас позвала, а вы ничего не слышите. Так нельзя.
— Я… я думал о своих делах. Вот и получилось…
— О делах, а сами идете смотреть картину. Здесь уж о делах не думают. Здесь отдыхают.
— Понимаю. Впрочем, когда человека что-то волнует, очень волнует, то он и на футболе, и в кино, и где угодно, чем бы ни был занят, всегда думает о своем.
— У вас какая-нибудь беда?
Алексей замялся.
— Нет. Так просто.
— Если просто, то возьмите и мне билет. Хорошо?
— Обязательно! Конечно! — заторопился Коноплин.
Девушка смотрела на него, улыбалась.
— Вы сегодня удивительно разговорчивый. А всегда были не таким. Я считала, что вы, простите, из породы молчунов.
Тут Коноплин совсем растерялся.
— Молчуном я никогда не был, но…
— Что — «но»? Договаривайте!
В это время подошла очередь Коноплина получать билеты, и «договорить» он не успел. И был рад этому. Рад был и тому, что, лишь только они вошли в зал, как начался фильм.
О чем говорить с Элей, как говорить — этого Алексей не знал. Странно, боялся он ее? Так нет же! Скорее, хотел, чтобы она всегда была рядом. Об этом он если и думал, то тут же отбрасывал подобные мысли.
Что происходило на экране, Алексей видел плохо. Он чувствовал рядом плечо Эли, иногда видел ее профиль. В течение всего сеанса не сказал ей ни одного слова. Втайне завидовал Ладилову. Евгений, когда втроем оказались когда-то в кинотеатре, наклонялся к девушке, что-то шептал. А вот он, Коноплин, так не умеет.
Окончился сеанс, зажегся свет. Алексей пропустил девушку вперед. Еще в толпе, при выходе из театра, Эля повернула к нему лицо:
— Неплохая картина, правда?
— Хорошая, — согласился Алексей.
— Мне больше всего понравился «молодожен» — этот самый дедушка. А вам?
— Его внук. Имя только не запомнил. Все были против брака, неравного брака, как считали, а этот мальчуган оказался один на стороне дедушки.
— Интересный паренек. А как он себя с девочкой вел! Будто настоящий кавалер!
Коноплин шел теперь уже рядом с девушкой, улыбался.
— Помню, в третьем или четвертом классе понравилась мне одна девчушка. Такая серьезная, с косичками, а на них всегда беленькие бантики. Для деревни это было редкостью.
— И что же? Тоже носили ей портфель, провожали?
— Нет. У нас тогда и портфелей-то ни у кого не было. Сумки. Холщовые сумки. А провожать… Я ее всегда стороной обходил.
— Почему?
— Ребята засмеяли бы. Да и… не смог бы.
Девушка рассмеялась весело и задорно. Отчего она так смеется, Коноплин не понял.
Медленно шли по направлению к Элиному дому.
