же еще доказать, что деньги были.
— Ничего, это не страшно. Запустим таргет, наберем клиентов, повысим стоимость. Знаешь, сколько Мурчащий Таролог получает? Да у неё один прием тысяч тридцать рублей. Не грусти, два-три месяца, и ты восстановишь эти деньги. А потом и Арсения твоего дожмем. Впереди весна, Рит. Все образуется.
— Ничего не образуется, — она уронила голову на руки и глухо проговорила: — Нет у меня этого времени.
Кира подвинулась ближе, и стул противно проскрипел по полу.
— Почему же нет? Что случится, Рит?
Рита подняла голову и посмотрела на подругу. Кира сидела рядом, лохматая, встревоженная. Сейчас, в белом свитере, с сиреневыми волосами и серебряно-перламутровыми украшениями она напоминала лунную фею. Рита посмотрела на неë и вдруг коротко, нервно рассмеялась.
— А, гори оно всë. Май, как они меня могут наказать? Оставить на Земле? Я и так никогда отсюда не выберусь.
— Я зол, Миетель! Я знал, что это все плохо закончится, и теперь я зол! — заявил Май и повернулся к ней хвостом.
Рита хмыкнула.
— Что ж, ты готова к увлекательной истории?
— Давай, — вздохнула подруга. — Жги.
И Рита принялась жечь.
— Ты знаешь о том, что боги существуют? Не в том смысле, какими их представляют люди, они само воплощение Справедливости, Войны, Судьбы, Любви.
— Допустим, — осторожно протянула Рита.
— И среди них была одна богиня. Совсем молодая. Богиня звëзд. Она наблюдала за рождением и смертями светил, собирала их в созвездия и галактики. Наблюдала, нежила, как настоящих любимцев. Еë любили и прощали ей многие шалости… До поры до времени. Однажды что-то случилось, наверное, очередная выходка богини нарушила равновесие, иначе с чего бы Справедливости так взъесться? Но боги больше не стали закрывать глаза на еë ошибки.
— Звучит, как красивая легенда. Я так и представляю эту богиню в белом платье, а в волосах у неë звезды… — мечтательно проговорила Кира.
— Вообще-то платье было черным, а на голове — шляпа с волшебным фонариком. Я это точно знаю, потому что это моë платье. И моя шляпа. И мои звëзды. Меня зовут Миетель, и я та самая богиня.
Рита драматически оборвала речь и замолчала, уставившись на Киру. Та отвела глаза, смущенно запустила руку в волосы.
— Ты не веришь.
— Рит, ну как в такое поверить! Мне, знаешь ли, не каждый день богини являются.
— А я тебе говорила, что ты сочтëшь нас сумасшедшими. Если не захочешь иметь со мной дел, я пойму.
— Нет, ты подожди. Давай отложим мою веру на потом. Что случилось дальше с этой Метель?
— Миетель. Ей был вынесен приговор: она должна отправиться на Землю, прожить там год и заработать полмиллиона рублей, чтобы купить один кулон и преподнести его богам. Но было одно условие: цену своей работе она назначать не может. Она должна стать настолько полезной людям, чтобы они сами давали ей деньги.
— Вот почему ты никогда не назначала цену на свои услуги! — воскликнула Кира. — А я думала, что за странный принцип.
— Именно поэтому. Один раз я нарушила правило — попросила деньги, и они превратились в мусор. Я усвоила урок.
— И поэтому ты говоришь, что у тебя нет времени, — продолжала Кира с лицом человека, который наконец решил старую загадку.
— Никто мне по доброй воле такие деньги не даст, — грустно усмехнулась Рита. — Мне нечего будет принести к памятнику Ломоносова, и боги не примут меня обратно.
— И ты никогда-никогда не попадëшь домой?
— Тысяча лет, — Рита дернула плечом, — даже для меня что-то значит.
Кира некоторое время молчала, отстукивая ногтями незамысловатый ритм. Рита ей не мешала, полностью погрузившись в собственные мрачные мысли.
— А Май? Кто тогда он во всей этой истории?
— Что? А Май. Он…
Еë прервало резкое карканье и хлопанье крыльев. Ворон камнем упал со шкафа прямо на стол.
— Не смей! — резко каркнул он. — Это моя жизнь, и я сам.
— Да ради бога, — пожала плечами Рита.
Ворон повернулся к Кире, переступил лапами. Глазки его, крупные и черные, смотрели почти равнодушно, но грудка вздымалась и опадала, и он то и дело открывал клюв, чтобы снова его захлопнуть.
— Ну что ты хочешь сказать, милый? — ласково спросила Кира, приближаясь к нему.
— Меня зовут Майтес, — он сдержанно склонил воронью голову, — и я сын богини Любви. Да, я знаю, в это сложно поверить, — с нескрываемым ядом в карканье продолжил он. — Все мои братья и сёстры такие… Светлые, красивые, золотые волосы, мускулы, попки, талии. А я вот не уродился.
— Кто тебе такое сказал?
Май издал странный звук, похожий на хмыканье.
— Да всю жизнь мне это говорят. Я же выбиваюсь из семейного дела, а мать этого терпеть не может. У неё должно всё быть правильно, идеально, красиво и обсыпано блёстками. Ненавижу.
— Понимаю тебя, — вздохнула Кира.
— Я говорю: сделай меня покровителем ревности, мании преследования, любовной одержимости, если уж так хочется меня хочется привлечь ко всей этой романтике. Но нет, нужно, чтобы я излучал радость и эту… харизму, черт бы её побрал.
— Если ты сын богини, то что ты здесь делаешь? Тоже наказан?
— Ага, за то, что уродился не таким. Я должен проникнуться состраданием и помочь неразумной Миетель встать на истинный путь. Что бы это ни значило. А если не получится, куковать мне в теле ворона. Каркать, в смысле. И поэтому я дико зол. Нельзя было положить деньги туда, куда кладут их все люди.
— На карточку. Или счёт, — подсказала Кира.
— Нельзя было, — передразнила Рита. — Мне непонятны все эти вещи. Нет надежнее укрытия для монет, чем мешочек под матрасом.
— Ага, мы заметили, — ответил Май и тут же каркнул, потому что Рита дернула его за хвост.
— Не трогай хвост! Это святое!
— А ты не трогай меня, огрызнулась Рита. — Ну что, вот с такой компанией тебе и придётся дружить. И если ты все-таки решишь, что это слишком безумно, никто тебя не осудит.
— А Алекс? — спросила Кира. — Он тоже?
— Он ангел, — ответил Май с ноткой пренебрежения. — Бывший или что-то вроде того.
— Но его историю я не могу рассказать.
