возразил, что они бы, во-первых, заражённых услышали, а во-вторых, они в метро полезли как раз исходя из теории, что тут заражённых не будет. Наконец, он напомнил Севе о голосах в тоннеле, которые он слышал совсем недавно: если бы с другими людьми что-нибудь случилось, они бы услышали крики, логично? Хоть Сева и согласился, разговор всё равно не шёл. Мальчики волновались, что ждёт их на станции. Расслабиться было сложно — даже тусклое красноватое аварийное освещение напоминало им о том, что самое страшное уже произошло.
Осторожно, стараясь лишний раз не шуметь, они на цыпочках вышли из тоннеля. Сева был достаточно высоким и мог осмотреть платформу, а вот Костя не доставал. Может быть, и к лучшему, подумал Сева, когда ему открылся вид.
Как и «Библиотека имени Ленина», станция «Охотный ряд» была усеяна телами погибших. Движения нигде не было.
— Заражённых нет, можем идти дальше.
— Мёртвых много?
— Много.
Костя тяжело вздохнул.
Они двинулись дальше и нырнули в следующий тоннель. Впереди через пути пробежала крыса — последние несколько дней ей в тоннеле жилось особенно хорошо. Когда исчезли страшные громыхающие поезда, тут осталась только она, это было её королевство. Крыса была довольна. Она бежала сейчас в сторону станции. Туда, откуда доносился такой манящий запах мяса и крови.
— Я никогда не думал, что смерть такая страшная.
Голос Кости звучал глухо. Он думал эту мысль уже давно. Сева ждал продолжения, но Косте потребовалось ещё с полминуты, чтобы снова подать голос:
— Не думал, что смерть так быстро увижу... По телевизору или в кино всё как-то иначе выглядело. Или в игре… А тут — и люди обычные, и Маша, и мама с папой…
Тут Костя не выдержал и заплакал. Ему сейчас не нужно было, чтобы его жалели или обнимали, сейчас ему хотелось, чтобы Сева его просто выслушал, но справиться с горем всё равно было сложно. Сева внимательно молчал. Впереди показался свет — тоннель заканчивался.
— Как ты думаешь… — продолжил Костя хриплым голосом. — Мы Машу могли спасти?
— Нет. Я точно знаю. Я думал об этом с самого момента… Сколько бы я ни пытался себе этого представить, я не понимаю, как бы мы могли её спасти. У нас времени не было просто.
Голос Севы задрожал. И не только, потому что ему всё ещё было тяжело и страшно говорить о Маше — наверное, тяжело и страшно ему будет всю оставшуюся жизнь, — он просто очень не хотел говорить Косте правду. Да, они не могли спасти Машу, да, у них не хватило бы времени, но главной причиной был Костя. Сева не мог рисковать его безопасностью. Костя был его братом, его ответственностью и его семьёй. Что бы ни случилось, он должен был думать о нём в первую очередь. И это было правильно, но вслух почему-то говорить об этом Сева не хотел.
— Я тоже так думаю. Знаешь, я посмотрел 14000605 вариантов прошлого, — нарочно взрослым голосом сказал Костя. — У нас не было шансов ни в одном.
Сева улыбнулся.
— Доктор Стрендж из тебя так себе.
— Ничего не так себе, а очень похожий!
Костя сделал вид, что обиделся, хотя на самом деле эта притворная обида была частью их игры и общения. Ещё с минуту они шли в тишине. Костя никак не мог собраться с силами — совсем не вопрос о возможности спасения Маши мучал его последние часы.
— Ты думаешь о маме и папе? — Эти слова Костя практически прошептал.
— Угу. Всё время думаю.
— Ты думаешь, папа тоже умер?
Сева хотел ответить сразу, но ему потребовалось некоторое время, прежде чем он сказал:
— Да. Я боюсь, что он умер. Мне так кажется. Я хочу верить, что это не так, но мне кажется так.
Он говорил отрывисто и нервно, наверное, сейчас это был не самый подходящий тон, но Сева был живым мальчиком, и у него не всегда получалось справляться со своими эмоциями. Костя это, кажется, тоже понял.
— Папа умер, мама умерла… Ты думаешь, они сейчас смотрят за нами? Ну, с неба? Как бабушка объясняла?
Это был сложный вопрос. Где-то зимой Сева решил обсудить с папой вопрос своей «веры». Он сказал, что в принципе допускает существование некоей силы, которая создала мир вокруг. Может быть, она устроила тот самый Большой взрыв, из которого появилась наша вселенная. Но вот в существование Бога как такого доброго дедушки, который сидит на облаке и всем управляет, он поверить не готов. Папа выслушал Севу, и они потом долго говорили, и отец объяснил, что Сева, наверное, агностик. Тогда Сева очень оценил, с каким уважением к его словам отнёсся отец. Ему это было важно. Костя же всё-таки считал иначе, и даже иногда молился, хотя и всегда своими словами, а не как в церкви учат.
— Помнишь, — начал Сева, — когда в конце «Даров смерти» Гарри разгадал тайну снитча? Когда он нашёл воскрешающий камень?
— «Я открываюсь под конец», — едва слышно процитировал книжку Костя.
— Ну да. И когда Гарри шёл умирать, рядом с ним шли его папа и мама. И Сириус, и Люпин… Вот мне кажется, что мама и папа с нами сейчас по тоннелю идут. Просто мы, может быть, их не видим.
— Ты думаешь, мы умрём?
Еще один большой вопрос, ответа на который Сева не знал. Если говорить совсем честно, то умереть они могли в любую минуту. Сейчас они выйдут из тоннеля на «Чистых прудах», там, допустим, окажутся заражённые на платформе — и всё. Конечная.
— Не знаю. Можем. Может быть. Но вот что я точно знаю: я приложу все усилия, чтобы мы не умерли. И мне кажется, у нас получится. Не может не получиться.
Костя кивнул. Он прекрасно понимал, что Сева не может дать ему всех ответов, что он сам их не знает, но ему было сейчас очень нужно услышать от него именно эти слова. Косте было ужасно страшно, но вот об этом он вслух точно никогда не скажет. Хотя, наверное, Сева и так это понимает. Ему ж тоже наверняка страшно.
Братья прошли «Чистые пруды» не останавливаясь. Зачем? Снова смотреть на другие мёртвые лица, снова видеть тот ужас, в который вирус превратил их любимое метро. Лучше они поспешат вперёд.
— Так жаль, что мы в доме нашем новом мало пожили. Мне там нравилось…
— И мне. Но у нас будет другой дом. В котором мы будем вдвоём.
Сева ненадолго замолчал, ему хотелось найти самые правильные слова для одной важной мысли.
— Будет новый дом. Будут бабушка с дедушкой и кошка Дуся. Будет другая жизнь. Она будет совсем не такой, и мы будем грустить по папе с мамой, но у нас будет дом. Мы ведь всё главное с собой взяли. Фотографии, книжки, Лиса Семёна…
— Звери наши настенные в том доме остались, жаль…
Когда мама с папой делали ремонт, они предложили Косте с Севой самим выбрать себе обои, и у Севы в комнате на стене был лес заснеженный, а у Кости — летний. И в этом лесу жили смешные нарисованные звери.
— Мы новых нарисуем!
— Это были обои.
— Ну, значит, мы купим себе такие снова! Коть, у нас всё будет хорошо. Пока мы есть друг у друга, всё остальное будет точно хорошо.
Они шли уже довольно долго, и Костя начал уставать. Идти по рельсам совсем не так приятно, как, например, прогуливаться по парку. В животе его заурчало.
— Давай на следующей станции привал сделаем? Перекусим.
— Следующая будет «Красные ворота», предпоследняя
