долгих стуков. Проворчала:
— Где ты ходишь? Не буду пускать. Проходной двор тебе, что ли, Орлов?
Я поднялся в комнату. На койке валялся Коля Устюгов. Дрых без задних ног. Я спрятал деньги в тумбочку. И под матрац.
Кроме доли Данилова, само собой. Ее завтра надо отдать.
Хотя, надо что-то делать. Найти для денег надежное убежище.
Сам без сил рухнул на койку. И тут же отрубился.
Утром проснулся от звона будильника. На тумбочке Устюгова. И хорошо, что проснулся. У меня же дел по горло.
Умылся, состряпал бутерброд. Зажевал, запил какао. И бросился бежать.
Время семь утра. А мне надо успеть в сотню мест. Только и успел, что перехватить пару недорогих духов.
Перво-наперво в универ. Туда надо периодически заглядывать. Хотя мыслями был в квартире. Не терпится узнать, как там.
Успел посидеть только на двух парах. Снова отдал духи нашей отличнице. Переписал все задания. И ответы на них.
И еще отдал духи методисту. Симпатичной, кстати, девушке.
— Ох, Орлов. Когда ты все успеваешь? — вздохнула та. — И по учебе справляешься. И где-то работаешь еще. Кстати, справку принес? О том, что подрабатываешь? Смотри, а то не согласуют. Твои пропуски. Декан уже спрашивал. Или уже академ бы оформил. Свободное посещение.
А что, идея. Почему бы и нет. Надо состряпать справку. Будто я где-то подрабатываю.
Устроиться грузчиком, что ли? Или дворником. Чтобы иметь официальную причину для отсутствия. Хотя, желательно, конечно, по профилю. В какую-нибудь типографию.
— Принесу, обязательно принесу. Меня в типографию должны взять, — пообещал я. — А ты золотце. Целую. Может, как-нибудь погуляем? Мороженое покушаем?
Девушка вытаращила глаза.
— Не знаю, может быть. Почему бы и нет.
Я чмокнул ее в щечку.
— Тогда до встречи, Алена.
И выскочил из кабинета. Время уже полдесятого. А у меня встреча. С продавцом картины. Сверхдорогой картины.
До «Интуриста» добрался на метро. Так быстрее. Выскочил на нужной станции.
Без пяти десять. Торопливо пошел к гостинице. Где тут у нас Трубач?
На Горького полно народу. Как обычно.
Погода хорошая. На небе хмурятся облака. Иногда выглядывает солнце. Дождя нет. Может, вечером пойдет?
Навстречу снова попался Кудряшов. Милиционер. Важно кивнул. Кстати, как я буду узнавать про ментовские облавы?
Скорей всего, от Косого. А как еще, получается? Но мне не нравится зависеть от этих людей. Иногда могут «забыть» предупредить. И я много чего потеряю.
Поэтому я развернулся. Догнал Якова Васильевича. Остановил.
— Товарищ милиционер. Позвольте обратиться.
Кудряшов удивленно уставился на меня.
— Что случилось?
Я огляделся. Пожалуй, чересчур нахально подкатывать к нему. Вот так. Среди бела дня. Посреди улицы.
Но лучше сразу решить. Чем откладывать на потом.
— Тут такое дело, товарищ лейтенант, — я кашлянул. — Вы знаете, что на утюжников, спекулянтов этих проклятых, иногда рейды проводят?
Кудряшов настороженно кивнул. Все еще ожидал подвоха.
— Так вот, я тоже хочу помочь, — продолжил я. — Участвовать в этом благородном деле. Только на учебе постоянно занят. В связи с этим просьба. Можете свистнуть? Когда рейд состоится. Чтобы я тоже смог в нем участвовать. И я считаю, что за такое усердное отношение к своим обязанностям вам должны обязательно выдать премию.
Не скрою, думал, что мент двинет мне в ухо. Или руку заломит. И потащит в участок. Но он только ухмыльнулся.
— А какую премию? Большую?
Это другое дело. Мы отошли в сторону. Я подумал.
— Пожалуй, в два раза больше. Чем недавняя премия. Которую вы получили. Недалеко отсюда.
Я намекал на выплату. Что он забрал у меня. По таксе.
Кудряшов покачал головой.
— Это несерьезно. Совсем другие масштабы. Нужно впятеро больше.
Ничего себе. Какие у нас тут аппетиты. Просыпаются во время еды. Я покачал головой.
— Как же так, товарищ лейтенант? Это же большая нагрузка на бюджет. Нельзя так много. Самое главное в нашей работе — это ведь не деньги. А чувство отлично выполненного долга. И того, что граждане участка радуются под вашей защитой.
Кудряшов продолжал ухмыляться.
— Вот и правильно. А для защиты надо хорошо платить. Ладно. Вчетверо больше.
Я посмотрел на часы. Вот паскудство. Уже десять.
— Ладно, согласен на втрое больше. Но это последнее слово. У наших граждан есть и другие источники. Защиты. Так что, думайте. Лучше, соглашайтесь.
Кудряшов поднял фуражку. Почесал подбородок. Кивнул.
— Ладно. Была не была.
Я тоже кивнул.
— Договорились. Только каждая премия по факту. Если будет, сразу получите. Ну, или накануне. Здесь мой человек двигается постоянно. Ракета. Гаврила, то есть. Знаете его.
Кудряшов сузил глаза.
— Попов, что ли? Конечно, знаю. Всю ночь тут шастал. Ладно. Если что, ему свистну.
Он слегка кивнул. И ушел. Не прощаясь. А я побежал искать Трубача.
Вскоре увидел его. На другой стороне улицы. Там вдоль тротуара росли березы. Уже с голыми ветвями.
Трубач прогуливался возле них. Рядом мужчина лет тридцати.
Я остановился. Успокоился. Собрал мысли. Перебежал через дорогу. Пока шел к Трубачу, разглядывал мужика.
Так, выглядит обычно. Среднего роста, сильный, но с выпуклым брюшком. Пивным животиком. Небритый. Под глазами мешки.
Одежка рабочая. Мешковатый комбинезон. Сапоги. Кепка. Клетчатая рубаха. Куртка с пузырящимися рукавами.
Неужели этот тип как-то связан с искусством? Или я ошибся? И в самом деле продает копию? Заломил несусветную сумму по незнанию?
Я подошел. Поздоровался.
— Вот, пожалуйста, — нервно сказал Трубач. — Это товарищ э-э… Одиссей. А это Серегин Гена. Можете с Одиссеем обсудить. Ваш вопрос. Он поможет. Точно поможет.
Я кивнул. Похлопал Трубача по плечу.
— Спасибо, дружище. Ну-ка, пройдись по улице. Туда-сюда. А я пока пообщаюсь с гражданином.
Трубач мгновенно испарился. А я указал Серегину на скамейку.
— Посидим, поболтаем? В ногах правды нет. Как говорится.
Серегин послушно сел на скамейку. Сложил сильные руки на колени. Посмотрел на меня.
— Да, посидеть не мешает. А то я и так весь день на ногах. Ну, рассказывай.
Так, интересно. Где это он весь день стоит? За станком? А как тогда картину получил? Я покачал головой.
— Сначала я. Хотел бы вас послушать.
И выжидательно поглядел на Серегина. Кстати, отметил, что руки у него измазаны в краске. Синей, желтой, красной.
Ага, кажется, понимаю. Где он у нас работает. И как получил доступ к картине. Но тогда все серьезнее. Гораздо серьезнее.
— А что тут рассказывать? — Серегин шевельнул широкими ладонями. — У меня товар. Картина. Редкая. Копия. Но очень хорошая. Как это… Качественная. Поэтому и прошу. Сто тысяч.
Я прошелся перед ним. Взад-вперед.
— Послушай, Гена. За копию ты просишь большие деньги. Мне надо посмотреть. Что это за товар.
Гена удивленно уставился на меня. Сегодня все так на меня смотрели. У меня что, цветок вырос на носу?
— А разве ж для иностранца это большие деньги?
Я усмехнулся. Это и вправду такая наивность? Или он притворяется?
— Конечно, большие. Сто тысяч долларов по официальному курсу. Даже больше. Хотя, конечно, коллекционеры и не такие могут заплатить. Но все равно. Давай, так, Гена. Скажи мне. Ты в художественной мастерской работаешь? Я хочу знать.
Серегин прищурился.
— А как догадался?
Я не стал раскрывать тайну.
— Я много чего знаю. Давай, рассказывай. Что за картина? А еще лучше покажи.
Серегин покачал головой. Слишком резко.
— Я тебя в первый раз вижу. Зачем тебе показывать. Трубач говорил, что с покупателем сведет. А ты расспрашиваешь. Зачем тебе это?
Что-то он разнервничался. Чересчур.
— Я тебе так скажу, друг, — ответил я. — Я тебе действительно дам покупателей. Видишь гостиницу «Интурист». Можешь туда войти?
Серегин помотал головой.
— Нет, конечно. Туда только по особому пропуску.
Я указал на себя.
— Ну вот, правильно. А я могу. И знаю многих. Кто сможет купить. Но мне надо знать. Что я предлагаю. Я же не могу сказать покупай кота в мешке. Правильно?
Серегин наконец сдался. Достал из кармана куртки сложенный лист. Развернул. Я взял. И осмотрел.
Грубая репродукция. Кисти голландского художника Франса Халса. 17 век. «Святой Марк». Один из Евангелистов.
В 2015 году картину из-за рубежа выкупил олигарх. Для музея имени Пушкина. За семь миллионов долларов. В подарок. Я видел оригинал.
— Это что? — спросил я. — И есть твоя копия?
Серегин покачал головой.
— Нет, конечно. Что я, совсем башкой поехал? Сюда тащить. Это копия.
