Мы же, вконец истощенные ожиданием, нервным предвкушением и выбросом адреналина, огляделись по сторонам.
— Боже правый! — выдохнул Рамос.
Справа от нас поднимался голый холм, лишь маленький кустик упрямо цеплялся за жизнь на каменистом склоне. Я прикрыла глаза ладонью, силясь рассмотреть плоскую неровную вершину. Она была прорезана глубокими трещинами и разломами — должно быть, некогда эти трещины промыла вода.
Перед холмом виднелся большой плоский участок, весь испещренный непонятными углублениями, напомнившими лунные кратеры. На песке, освещенные беспощадными лучами жаркого солнца, валялись черные и терракотовые глиняные черепки и, что уж совсем невероятно, обломки костей. На краю одного кратера одиноко валялась коса. Черные волосы поблекли и порыжели.
— Что это? — ахнула я.
— Huaqueros, — ответил Стив. — Они здесь порылись. Отсюда и впадины — места, где уже копали. Одни совсем старые, другие поновее. Грабители ищут по большей части только металлические предметы, а кости и керамику просто выбрасывают.
— Какое неуважение к мертвым! — воскликнула я.
Стив кивнул.
— Аназаси в Штатах назвал расхитителей гробниц грабителями мертвых. Подходящее название, правда? А что до неуважения к мертвым, вы тоже не совсем правы, — заметил он, нагибаясь и поднимая пару невыкуренных сигарет. — Видите, это они оставили. Честно-честно, — добавил он, почувствовав мой скептицизм. — Huaqueros часто оставляют подобные приношения, чтобы их не настигло проклятие мертвых.
Я почему-то все не могла отвести взгляда от валявшейся на земле косы. Она казалась такой заброшенной, жалкой, несчастной. Стив поглядел на меня.
— В земле человеческие волосы могут пролежать в полной сохранности много тысяч лет, — только и сказал он.
Но их покой не должны, не должны были так грубо тревожить! Сама не знаю почему, но эта коса взволновала меня куда сильнее, чем предостережение Инес.
Cuidado a la arbolada! Хочешь выжить — остерегайся лесов. Я медленно повернула голову влево. Там начиналась небольшая рощица колючих рожковых деревьев, algorrobal. Это и есть те самые леса? Не глупи, строго велела я себе.
— Вам не кажется, что мы опоздали? — спросила Трейси, нагибаясь и поднимая обломок кости. Звук ее голоса вернул меня к реальности. — Не думаете, что они уже нашли и расхитили гробницу?
— Не знаю, — отозвался Стив, прикрывая глаза ладонью и осматривая холм. — Да, это уака. Они рыли поверху, почти снесли всю верхушку. Сами видите ямы. Но если они что-то нашли и вынесли, то зачем Гэрра строил стену? Давайте-ка оглядимся получше. Может, сделать пару пробных раскопов у подножия уаки?
— По-вашему, этот холм — уака? — изумилась я.
— Точно, — кивнул Стив. — Для вас он выглядит самым обычным холмом. Но помните, в этих краях все строили из необожженного кирпича — то есть из глины, а не из камня. Так что здесь некогда стояло здание пирамидальной формы. Эти борозды на склонах проделаны сильными ливневыми дождями — скорее всего, во время всех Эль-Ниньо прошлых столетий. Такие потоки и камень пробьют, не то что кирпич-сырец. Глядите, а вон еще маленькие холмики, там и там.
Я поглядела, куда он указывал. И в самом деле, поодаль от большой уаки виднелся такой же холмик поменьше, а чуть подальше — еще два.
— Ладно, давайте сейчас оглядимся получше, — крикнул Стив группе. — А завтра спозаранку начнем работы.
Мы едва успели разойтись, как произошла первая из целой цепи мелких случайностей. Трейси пронзительно вскрикнула и запрыгала на одной ноге. Мы все бросились к ней на помощь и быстро выяснили, что случилось. Она наступила на конец сухого тернового сука, а второй конец ударил ее по ноге, и острый шип, проткнув носок, вонзился в ногу как раз над краем ботинка, чуть выше лодыжки. Трейси было очень больно. Мы со Стивом по очереди пытались вытащить шип, но он засел глубоко и у нас ничего не получилось.
Мы отвезли ее к врачу в Кампина-Вьеха. Пришлось обезболить ногу заморозкой и вырезать шип. Трейси вышла от врача прихрамывая, с большой повязкой на ноге и бледная как мел.
— Эти колючки — гнусная вещь, — сказал доктор. — Старайтесь побольше держать ногу вверх, а если отек и краснота распространятся выше этого места, — он показал границу в нескольких дюймах выше по ноге, — непременно привозите ее снова. Мне пришлось сделать пару стежков, так что пусть она приедет дней через десять снять швы.
— Простите, — с легкой гримаской сказала Трейси. — Не стоило мне поднимать столько шума из-за какой-то колючки.
Однако к десяти часам вечера у нее поднялась температура, нога сильно распухла и покраснела. Я отнесла больной поднос с ужином, но есть она не смогла. Ночью, во сне, она несколько раз стонала и звала то мать, то Стива. Я прибежала на голос и, увидев, в каком она состоянии, принесла свечу к ней в спальню и села около постели. Часа в три в комнату постучал Стив.
— Я увидел свет, — прошептал он. — Как она?
— Вся горит и, кажется, ей снятся кошмары. Утром надо будет первым делом везти ее к врачу.
— Попробуйте, может, вам удастся заставить ее принять пару таблеток, — Стив дал мне пузырек с антибиотиками.
Я разбудила Трейси и сумела заставить ее проглотить таблетки, а заодно еще и аспирин, чтобы сбить температуру.
Я просидела с ней еще довольно долго, надеясь, что она заснет, но, увы, Трейси все также металась в лихорадочном забытьи. Для чтения было слишком темно, так что я развлекалась тем, что разглядывала комнату, битком забитую вещицами из родного дома девушки. Повсюду виднелись фотографии: любимая машина Трейси с опушенным верхом, сама Трейси машет из-за руля рукой; Трейси, очень красивая, с милым молодым человеком, тем самым Джейми; собака в шутливо нахлобученном колпаке Санта-Клауса; семейный портрете Трейси, каким-то парнишкой — должно быть, ее братом, — снова с собакой и симпатичной четой, ее матерью и отчимом. Трейси называла их Тэдом и Мэри-Энн, однако во сне снова перешла на «мама». Все четверо стояли у парадного входа элегантного двухэтажного дома из красного кирпича с колоннами. Была там и фотография, на которой Трейси с матерью и братом стояли на возвышении под плакатом «Спасем наши музеи, спасем наше общество», а отец на заднем плане передавал кому-то чек.
Такие семьи — столпы общества, решила я. Хотя, конечно, я не так уж много о них и знала. Для милой доверительной болтовни по душам, как водится между подружками в колледже, я была, пожалуй, уже старовата и, хотя мы с Трейси отлично ладили, не поощряла ее откровенничать со мной еще и потому, что в образе Ребекки не могла ответить ей подобной же откровенностью. Интересно, не приходило ли ей в голову, что я не привезла с собой ни единой фотографии, а если приходило, то не казалось ли странным?
На следующее утро Трейси лучше не стало, и Стив попросил меня оставаться на гасиенде, чтобы за ней приглядывать. Правда, я, как обычно, свозила Инес на рынок за продуктами. Когда я рассказала ей о состоянии Трейси, она настояла на том, чтобы отправиться в ту часть рынка, на которой я никогда доселе не была и которая известна была местным как вотчина знахарей и колдуний. Там было заметно темнее, чем в остальных частях рынка, и стоял сильный, хотя и не то чтобы неприятный, запах трав. Со стоек свисали большие пучки сухих растений, а на прилавках лежали груды свежих — одни, маленькие, похожие на ромашки цветочки, я узнала, другие видела в первый раз. Стояли там и флаконы с различными корешками и листьями в какой-то жидкости, предлагались на продажу и всевозможные талисманы. Инес остановилась перед одним из прилавков, где никакого продавца и в помине не наблюдалось. Однако в ту же секунду из темных глубин вынырнул маленький сморщенный и необыкновенно дряхлый старичок. Инес объяснила суть проблемы, и он намешал в пакет разных сухих трав и вручил их Инес с подробнейшими инструкциями.
