вместе поедем. Я на внедорожнике подстрахую. Если что, вытяну.
Гуляра не сумела скрыть сомнений. Алексей их почувствовал.
– Я вас понимаю. Я… – хозяин поднялся во весь свой рост. – Вы наверняка все еще помните ту нашу встречу. У меня в кабинете.
Гуляра промолчала, отведя взгляд в сторону.
– Я до сих не извинился, – Манин качнул головой. – Простите меня, пожалуйста, Гуляра. Вам нечего боятся, я клянусь. Я вел себя как последняя скотина, я знаю. И мне очень, очень стыдно. Честное слово.
Гуляра взвешивала, прислушиваясь к внутреннему голосу: кто опаснее – буря за окном, которая уже начала ломать ветки деревьев, их треск был слышен даже в доме, или Манин.
– Можно я позвоню? – попросила она.
– Конечно, – ответил хозяин дома и, чтобы не подслушивать, деликатно вышел на кухню.
Набрав номер Ивана, Гуляра обрисовала ему ситуацию. Черешнин (не знавший, к слову, об инциденте в кабинете – к чему? Манина он не любил и без этого) был не в восторге. Но не против. Разумных аргументов отвергать предложение гостеприимного прокурора не было.
– Что ж делать, переночуй, – высказал Иван свое мнение. – Если что, я на связи. Примчусь сквозь бурю!
Так как дом для гостей уже около года как был законсервирован, не убран и не натоплен, Манин предложил Гуляре одну из спален на втором этаже.
Пока она обживала выделенную ей комнату, Алексей приготовил и накрыл ужин.
– Без вина, простите. Ни вам, ни мне нельзя, – пошутил прокурор про гулярино положение и свои проблемы с алкоголем. И даже сам своей шутке рассмеялся. – Присаживайтесь и приятного аппетита!
Но не успела Гуляра поднести ко рту вилку, как во всем доме, и снаружи на улице тоже, погас свет. В сочетании с пробивающимся через оконные рамы завыванием ветра стало довольно жутко.
– Дерево скорей всего упало, – успокоил Манин и пошел запускать резервный генератор, который, как видела Гуляра в окно, судя по всему, находился в той самой хозпостройке, расположенной рядом с гаражом.
Манина не было довольно долго, и вернулся он с расцарапанной в кровь щекой – задело упавшей веткой.
– Правильно, что остались, Гуляра, – заметил Алексей. – Буря усиливается.
Дом снова засветился огнями – в целях снижения нагрузки, только самыми необходимыми. От чего обстановка (не намеренно, но, тем не менее) стала более близкой, и даже слегка интимной.
– Бочаров, наверное, обратно повернул – ну, куда тут… – высказал предположение Манин, садясь за свой уже остывший ужин. – Ничего, доедет до дома, позвонит. Или завтра все узнаем, на работе. Думаю, не страшно. Если по Декстеру он прав, в чем я сильно сомневаюсь, ну, перестанем искать, перенаправим усилия. Давайте, что ли чаю, Гуляра?
Через десять минут гостиную наполнил аромат, напрямую ассоциирующийся у Гуляры с Бочаровым, которого они сегодня так и не дождались. На столе также появились конфеты и печенье.
Манин заметил, что Гуляра рассматривает фотопортрет улыбающейся красавицы, висящий на стене под лестницей.
– Это мама, – сказал он.
– Похожи, – констатировала Гуляра.
– Да, – Манин рассеяно помешивал ложечкой чай. – Но я ее такой, к сожалению, почти не помню. Улыбающейся.
Гуляра внимательно склонила голову.
– Она больна. Очень давно, – объяснил Алексей. – Прикована к постели и инвалидному креслу. И не так уже выглядит, конечно. Из-за лекарств, ну и вообще…
– Понимаю, – произнесла Гуляра с деликатным сочувствием.
– То, что она дожила до своих лет, уже невероятно, – продолжил Манин с улыбкой, за которой (это было видно) скрывалась сильнейшая боль. – Отец, хотя они и разошлись, обеспечил ей лучших врачей. Лучшие лекарства. Западные. Это, конечно, помогло, но… Все равно.
Прокурор оставил в покое чайную ложку и скрестил руки под столом.
– Знаете… Годами жить в ожидании, что твоя мать в любой момент… – он говорил, глядя перед собой, будто не столько собеседнице, сколько самому себе. – Это непросто. Отвлекаешь себя всеми способами, – Манин шмыгнул носом, совсем как раньше, когда использовал его для клубных кокаиновых дорожек. – Вы, наверное, помните, какой я был? Я знаю, на работе это обсуждали.
– Что было, то было, – позволила себе честно ответить Гуляра.
– Но, это в прошлом, – заверил Алексей, – поверьте. Сейчас я другой. Повзрослел, думаю. Жизнь заставила. Но виноватым себя буду чувствовать всегда. Перед ней, – он кивнул на портрет, – перед отцом. И перед всеми остальными, кого обидел, тоже.
Манин посмотрел прямо на Гуляру, как будто еще раз перед ней извиняясь.
– Я часто сейчас обо всем этом размышляю, – произнес прокурор. – Одному жизнь достается с трудностями, с мучениями. А другие с самого раннего возраста не знают никаких проблем. Как я. И я все думаю, не моя ли это вина? Не из-за меня ли другим приходится бороться за все, что им достается? Не за их ли счет…
Манин прервался на полуслове, его глаза блеснули.
– Спокойно. Не надо, – остановила его Гуляра.
– Да ничего, – прокурор сделал глубокий вдох, прогоняя слезы. – Я прошу прощения. Мне поделиться – то, в общем, этим не с кем. А оно ведь грызет изнутри каждый день. Вот и прогрызло, наверное. Кошмар – еще и при женщине…
Сетуя на себя самого, прокурор рассмеялся. Гуляра тоже улыбнулась.
– Любовь. По большому счету в ней весь вопрос, – тем не менее, продолжил Алексей искренний разговор. – Я ее, на самом деле, видел только от матери. А то, что было у меня во всяких там клубах, вы сами понимаете…
– Ничего, Алексей, – поддержала хозяина гостья и даже положила свою ладонь ему на руку. – Все у вас когда-нибудь будет. Все наладится.
– Я знаю, – Манин с благодарностью кивнул и поежился, по привезенной из лечебницы привычке втянув голову в воротник и одернув рукава спортивного костюма. – Я верю в это. Вы не переживайте за меня, я в порядке. Нужно просто еще немножко времени. Мне самому, чтобы измениться до конца. Стать тем, кого можно будет любить, – он улыбнулся. – Не знаю, насколько это заметно, но я уже пробую.
– Заметно, Алексей, – искренне сказала Гуляра. – Вы все делаете правильно.
– Спасибо, – ответил Манин, и на этом сам закруглил беседу, предложив готовиться ко сну.
Вслух Гуляра Черешнина этого не сказала, но, в целом, она была поражена. Манин, на удивление, оказался не конченым мудаком, которого она знала ранее, а вполне себе приятным (и даже симпатичным) мужчиной.
Как говорится, всего-то надо было бросить пить.
Изменения отразились, кстати, и на прокурорском быту. Во всем доме нельзя было найти ни соринки, все комнаты были тщательно прибраны, а вещи и предметы стояли на своих местах.
С большим трудом Гуляра нашла мелочь, в которой Алексей остался стереотипным холостяком. И с удовольствием, несмотря на горячие
