буквально каждый день важен. Но все же в первых числах февраля, Анна, я рекомендую вам лечь в больницу.
— Как?! Я не могу, я…
— Это не обсуждается, — процедил я, и тут эта дура, видно, почувствовала, что ходит краем. Потому что тут же пошла на попятный.
— Ну да. Я… Просто у меня же больной сын, — залепетала она. А мне что? Мне на это было глубоко похуй. И я давил, давил эту суку взглядом, пока она окончательно не пришла в себя: — Конечно, я могу попросить позаботиться о нем бабушку, но…
— Вот и попроси. На этом все на сегодня? — перевел я взгляд на доктора. Тот кивнул, заметил, что он на связи двадцать четыре на семь, и отпустил с богом. К гардеробу мы с Анной спустились вместе. Я забрал у нее номерок, сунул старенькой гардеробщице, которая так долго искала наши куртки, что я стал нетерпеливо постукивать ногой по полу.
— Ты расстроился? — вдруг тихо спросила Анна и снова взяла меня за руку. — Не расстраивайся. Я немного растерялась, да… Но теперь уже все нормально. Кесарево — так кесарево. В конце концов, главное, чтобы наши малыши были здоровы, правда?
Я сразу вычленил это «наши». Хотел было ее поправить, но гардеробщица, наконец, принесла наши куртки. И пришлось прервать разговор. А потом вроде как момент был упущен.
— Садись, подвезу.
Анна даже не стала делать вид, что ей неудобно. Я заметил, что в последнее время она вообще многие вещи стала воспринимать как должное. Наверное, это было моей ошибкой. Но… черт! В этой женщине росли наши с Верой дети. Думаю, не нужно объяснять, почему я старался максимально облегчить и обезопасить ее жизнь?
Мысль о том, что совсем скоро мы с Верой станем родителями, будоражила. Бывало, меня такой паникой накрывало, что мама дорогая. Я представлял, как обрадуется Вера, когда пройдет первый шок. Как она расцветет, как будет возиться с детьми: качать, кормить, учить первым словам.
— Семен…
— М-м-м?
— А твоей жене вообще все равно… Ну-у-у… — замялась Анна, — как и что?
Я даже ошалел от такой непосредственности. Это ж надо! Повернулся к этой, прости господи, идиотке. Смерил тяжелым взглядом. И промолчал. А что? Она же не думала на самом деле, что я стану отчитываться? С какой радости?
— Приехали, — пробормотала Анна, потянувшись к двери.
— Сиди. Я помогу выйти.
Обойдя машину, открыл дверь, подал Анне руку, а она даже с опорой не смогла устоять на ногах! Поскользнулась, взвизгнула… А когда я ее поймал, рассмеялась, будто было что-то веселое в том, что она на восьмом месяце, сука, чуть не упала. У меня в висках заломило от того, с какой силой приходилось стискивать зубы.
— Осторожнее! — рявкнул я. И руку положил на ее огромный живот, остро нуждаясь в подтверждении того, что с детьми все в порядке.
— Ой, Сём, ты из тех ненормальных папочек, что на каждый чих будут вызывать скорую, да? С ума сойти. Да не переживай, ничего с ними не случилось. Уже всю печень отбили мне.
«А мозги?.. Мозги, кто тебе, блядь, отбил?!» — едва не заорал я. Но сдержался. Только кулаки сжал. И отдышавшись, первым делом подтолкнул Анну к подъезду.
— Холодно. Может, зайдешь на чай? Я пироги испекла утром.
— Аня… Тебе нельзя… напрягаться, — процедил я.
— Да разве это напряжение? Я же не белоручка, как некоторые, я…
— Я запрещаю! — рявкнул. — Скажи, что ты меня поняла!
— Хорошо, хорошо, не волнуйся. Но ты правда перегибаешь, Семен. Может, твоя жена и…
— Не надо. Трогать. Мою. Жену.
Я, наверное, переусердствовал, когда, склонившись над этой идиоткой, зашипел ей в лицо. Анна взбледнула, залепетала, что она ж, дескать, ничего такого. А потом и вовсе сбежала. Овца…
Я вернулся в машину, дрожа от злости. Хлопнул дверью так, что водитель вздрогнул.
— Домой!
К Вере… Скорей. Чтобы стереть этот ужасный день из памяти. Чтобы выдохнуть рядом с моей девочкой. Чтобы напряжение отпустило.
Дорога показалась бесконечной. Хотя ехали мы от силы минут двадцать. Квартира встретила тишиной.
— Вер?
А ее дома не оказалось. Я бросил взгляд на часы, вспоминая, что она мне рассказывала о своих сегодняшних планах. Кажется, они с Элькой собирались забуриться в какой-то новый ресторан. Видно, хорошо им там сидится, раз моя благоверная совсем домой не спешила.
Плюхнулся на диван. Закинул руки за голову. Меня успокаивали даже просто мысли о ней… Вот, как крепко Вера держала меня за яйца. Я хмыкнул. Покосился на телефон. Ужасно хотелось ей позвонить. Чтобы просто услышать голос. Но я боялся, что Вера решит, будто я опять ее контролирую. Или что, не дай бог, имею что-то против ее встреч с подругами. Поэтому после коротких раздумий я позвонил Николаю. И каково же было мое удивление, когда оказалось, что он привез Веру домой еще полчаса назад.
— Ее нет дома! Блядь…
Я сбросил вызов и тут же набрал Веру — было уже не до церемоний. Раз набрал — ничего. И еще раз. Сначала в ухо долбили гудки, потом — мерзкий голос робота, сообщивший, что абонент вне зоны. Паника сковывала затылок и стекала по спине холодными каплями пота. Чтобы не потерять ни секунды, я помчался в кабинет, куда были выведены камеры. И тут телефон зазвонил. Увидев имя абонента, я на секунду притормозил.
— Да, Эля?! Я потерял Веру, ты не в курсе, где она?
— Нет. Мы высадили ее у дома. Она зашла в парадную, и только после мы уехали.
— Черт! А она не говорила, куда потом собиралась пойти?
— Не говорила! — отрезала Элька дрожащим от эмоций голосом. — Но ты должен знать, что она видела тебя сегодня.
— Где видела? — нахмурился я.
— На Гагарина. Как ты обнимался с какой-то… женщиной. Мы гуляли, ну и… Вот. Вера очень расстроилась. Я боюсь за нее. Боже. Не надо было ее отпускать в таком состоянии, — сокрушалась она, а я уже ничего не слышал — так громко колотилось сердце в ушах.
На горле сжалась костлявая рука страха. Я вывел камеры на экран, трясущейся рукой врубил перемотку. Засек ее, не прошло и пяти минут. Пальцы вслепую щелкали на клавиатуре, переключая картинку. Дерьмовая черно-белая запись ничуть не сглаживала эмоций, застывших у моей жены на лице. Я видел — она на грани. Я чувствовал. И я так себя ругал, сука, как я себя ругал, что не нашел в себе сил обо всем ей рассказать!
Когда увидел ее на крыше, все внутри обмерло. Если честно, я даже не помню, как