мне и заглядывает в глаза честным-честным взглядом. — Я тебя люблю… — Сердечко реагирует. Знаю, что любит, даже сам ещё не понимает насколько. Только вот сейчас пытается искренностью своих чувств воспользоваться, чтобы я ложь не учуяла.
В ответ скептически морщу лоб.
Отступает на два шага, сдаваясь. А раз на два, то, стало быть, огрести опасается из-за того, что собирается сказать! И я уже чую, куда пойдёт разговор.
— Ты же не хочешь, чтобы мои родители плохо о тебе подумали?
— С какой стати им плохо думать? Ничего противозаконного я не делала. Да и за сыном их присматриваю.
— Не стоит им знать, что мы вместе до свадьбы живём. Они у меня достаточно старомодных взглядов. Из-за этого могут тебя невзлюбить. Нам это надо?
— Так ведь и Я этих самых старомодных… Ну, ты же сам убеждал меня, что в современном обществе это нормально. И про наших родителей говорил, что за меня заступишься, и все нас поймут.
— Детка, я тогда так завёлся, что сам не понимал, что говорил. Ну, нельзя так долго здорового мужика на голодном пайке держать! А ты у меня ещё и такая горячая штучка, что крышу окончательно сносит.
— Я тебе дам здорового мужика! До конца жизни по врачам бегать будешь!
— Ты не посмеешь! Я будущий отец твоих детей! — Степан пятится от меня и убегает на кухню.
Спешу за ним.
— Детей говоришь?! Ах ты, чёрт двуглавый! — запускаю ему вслед попавшийся мне под руку настольный светильник, но он далеко не улетает, так как был включён в розетку.
«Жаль хорошая лампочка в расход пошла. Не хозяйственно это. Я бы ему её в одно место вставил и светиться заставил!» — комментирует домовёнок, но мне сейчас не до него.
По пути подхватываю тапочек и запускаю в затылок забежавшему на кухню наглецу!
Прямое попадание со звонким хлопком!
— Модинка! — возмущённо.
— Да, Судьбинушка. — обманчиво ласково. — Ну-ка иди сюда… Не бойся, приголублю, как следует. Раз уж вошёл во вкус, то ты у меня сегодня до свадьбы все виды женской ласки познаешь!
И за что меня судьба таким «счастьем» наградила?! Как я буду от преступников мир спасать, если сама сяду за увечья своего, прости господи, почти мужа?
— Моди! Нет… не подходи… Ты не в себе! — почти пищит Судьбинушка, вжавшись в холодильник!
— Чего к холодильнику жмёшься? Остудиться решил? Так я тебе сейчас и это устрою! Посидишь, подумаешь над датой свадьбы. Как определишься, выпущу.
— Н-не надо в холодильник! Я не помещусь! — паникует он, отчего-то прикрывая руками лицо. Ха! Будто я по его циферблату бить собираюсь.
— Надо, Стёпа, надо…
— Помогите! Наших бьют! — отталкивается спиной от холодильника и пытается убежать, но я быстро догоняю, опережаю, и, прежде чем успела подумать, сделав подсечку, утыкаю его фейсом в пол.
— Ты рехнулась?! — униженно возмущается. — Как может женщина мужика на пол кидать?!
— Какой мужик, такие и приёмы!
— Отпусти!
— Не ной! Я же тебя аккуратненько приложила.
— Ты это называешь аккуратно?! — возмущается, дёргаясь подо мной.
— Признайся, даже нигде бо-бо не сделала. Зато сейчас будет а-та-та по попе!
— Ты серьёзно? Чего творишь? Нет! — извивается, не позволяя стянуть брюки. А мне и без того сложно! Я, между прочим, его коленями придавила, а другой рукой за запястья удерживаю. Как тут одной левой справиться?
Да, ну его, ужа этого ошпаренного… Оставляю штаны в покое, но высказаться себе волю даю.
— А ты чего, обманывая честных цыганок? Я же не слепая, всё вижу. Только молчу.
— Лучше б не молчала! — недовольно шипит.
— Я наблюдала. Собирала информацию об объекте. Теперь примемся за воспитательные меры.
Стоило мне на нём поёрзать, как Судьбинушка панически задышал. Как меня боится, однако… Локтем придавливаю голову к полу. Я разговор ещё на закончила.
— Рехнулась?! — возмущённо и одновременно обиженно. Ну-ну… Как меня при всех до плинтуса опускать, то это норма, а как самого к плинтусу приложили, так губу дуем.
— Я?! — смеюсь над его паникой, сидя на скрученном, не оставляющим попыток вырваться, Степашке. — А я разве когда-то была нормальной? В твоих глазах, — точно нет!
— И что ты со мной собираешься делать? — сдавшись, расслабляется подо мной. Хотя на это ему пришлось намекнуть болевым приёмом. Достал ёрзать. Вон ноготь обломила из-за него…
Спасибо бате за уроки.
— Мне вот интересно, а чтобы ты на моём месте сделал?
— На твоём месте я бы, как минимум, не оказался, — огрызнулся Степан, но тут же сменил пластинку на жалобную. — Ну, правда, Моди, отпусти уже, сдаюсь! — душевно так, что и впрямь отпустить хочется или уж добить, шо-б не мучался…
Сменил, гад, тактику. Хорошо, я его невинные глазки сейчас не вижу. Не могу, когда он такой, — сразу улыбаюсь. Даже когда сильно злюсь, всё равно против воли расплываюсь в улыбке.
Хорошенький, зараза, смазливый, тем и пользуется. Это как цыплята в доме: гадят немерено, сплошные заботы, а ты всё равно умиляешься и любишь.
Зато вот с затылком Степашки у меня разговор короткий!
— Это почему тебе бы на моём не оказаться?! А ты попробуй, представь!
— На твоём месте, я бы… — задумался он подбирая слова и вдруг взорвался! — Да ни одна здравомыслящая девушка не заявит малознакомому человеку в день знакомства, что они поженятся! И тем более, не останется у него жить!
— Так и не отпустило тебя, — вздыхаю. — Ни одна здравомыслящая девушка не приносит удачу, так как я. Попробуй откажись от меня и увидишь к чему это приведёт, — от обиды резко отпускаю его и ухожу на кухню. На глаза наворачиваются слёзы, но я держусь. Не я виновата, не мне слёзы лить!
Чувствовала, что этот этап мы ещё не до конца пережили, но, он что? Мне до конца жизни теперь припоминать наше знакомство будет?!
— Эй, ты чего? Обиделась, что ли? — догоняет, прижимая спиной к себе. — Вечно вы, женщины, сами придумаете и сами же обижайтесь. Это я здесь пострадавшая сторона!
Разворачиваюсь к нему, а этот… показательно трёт плечо.
— Скрутила, блин, как омоновец преступника, — дует губу.
— А ты и есть преступник! — вырывается у меня с обидой.
— А ты? Нет? Незаконное вторжение на частную территорию, вымогание денег, насильственное удержание и даже брак! Ещё и физическое насилие сюда можно добавить.
— Всё приплёл? — скрещиваю руки на груди, решив окончательно разобраться.
— Не всё, но основное перечислил, — стоит, сжимая кулаки. Бесится, значит?
— Какой-то ты для насильственно удержанного слишком любвеобильный, — хмыкаю, припомнив все его уверения и подкаты. Да если бы не он! Да я бы… я бы все традиции чтила! Вот что жалость с
