class="p1">– Ты бы хочь при господине офицере не показывал, что ложку в сапоге носишь. – Зымаев укоризненно поглядел на пластуна.
– А я ж ему свою и не дам, – деловито отозвался Свистунов.
– Ты ж ей из общего котла черпаешь!
– Не ссорьтесь, друзья! Петр, вы закончили? – Вихляев пошевелился и тут же поморщился.
– Не, вашбродь. Давайте мы спинушку перетянем. Есть у меня такие тряпицы специальные.
Тем временем наступила полная темнота. Подъесаул Мишка Плетнев неподвижно лежал в укрытии. И все бы ничего, пластун холода не боится, но из лагеря потянуло мясной похлебкой, которую Мишка уважал больше всего на свете… «Эх, твари бездушные. Жрать, поди, сели? Ну ничего, я во другой раз тоже не пожалею… После голода всегда начинает одолевать холод. Но вот тут самое главное – нужно следить внимательно, чтобы не впасть в оцепенение и не заснуть. Это люди, не повидавшие жизни, считают, что на холоде не спится. На самом деле спится, да еще как. Мишка аккуратно полез за трубкой, боясь шевельнуть укрытие. Он проделывал это сотни раз. Неправильно, конечно, дымить на посту, но иной раз хоть волком завой – но либо пожрать, либо покурить. Набил трубку. Огонек спички прыгнул в пальцах оранжевым жучком. Сладко затянулся и осторожно пустил дым под свою грудь, придавив большим пальцем уголек в трубке.
Волки выли совсем близко. Они чуяли Мишку, но трапезы и без того хватало, поэтому к нему не приближались. Он видел при свете полной луны их подведенные голодухой животы, выпирающие ребра, окрашенный кровью оскал. Вожак, широкогрудый и самый большой в стае, вцепился в лодыжку мертвеца и легко потащил в ельник, утробно урча. Остальные проводили его взглядом и набросились на угощение. Рык, хрипы, повизгивание щенков, чавканье, треск раздираемой плоти.
Плетнев с интересом наблюдал за волками. Даже забыл о своем голоде. Под грудью проснулся колючий зверек не то страха, не то чего-то еще. Зашевелился прямо в солнечном сплетении. Один доктор как-то сказал Мишке, что это, возможно, язва, но разве до нее, занудной. Да и шевелится она не всякий раз, как ей вздумается, а лишь когда дрожь по загривку бегает. Как-то ведь связаны они. Невры. Али как их там!
Луна, хорошо перекатившись за полночь, неожиданно села в черное медленное облако. Резко стало темно. Плетнев прикинул по времени, что скоро смена, и нетерпеливо выдохнул. Сытые, отяжелевшие от еды волки круглыми пятнами лежали на вздыбленном снегу. Из-за ельника раздался резкий, отрывистый вой. Стая быстро поднялась и исчезла за лапами, как ее и не было. Прошло несколько секунд еще. И вдруг… Яркая, красная вспышка, похожая на короткую молнию и грохот разорвавшейся мины. Алый свет на мгновение озарил усатые турецкие лица. Плетнев вжался в снег и положил палец на крючок. Послышались гортанные крики раненых, ржание лошадей. Отрывистые команды военачальника. За первым взрывом последовал второй… Похоже, напролом поперли. Ну, ждет их угощеньице… Плетнев выстрелил, целясь по всаднику. Тот резко, всем телом опрокинулся назад. Конь вздыбился и начал заваливаться на бок. Их потащило по скользкому снегу прямо на своих. Копыта испугавшегося животного неистово молотили воздух, попадая то по веткам, то по стволам, то по камням, то по людям. Прогремело еще три взрыва… Все, кажись, больше у яво мин не было… Плетнев приготовил маузер. Но турки резко попятились и отошли вглубь леса.
– Занять позиции!
Послышалась команда штаб-ротмистра.
– Плетнев, вы как?!
– Нормально, вашбродь. Вы рано чего-то. Я еще толком и повоевать не успел!
– Ваша позиция обнаружена?
– Похоже, что нет! Я только раз выстрелил. Да экая темень, луна аккурат в облаке оказалась.
– Тогда оставайтесь на своем месте. Всем – тишина!
В полной тишине прошло еще около двух часов. Медленно начинало светать. Глазам открылась картина короткого ночного столкновения. Посчитать потери турок не представлялось возможным: поверженные тела вперемежку с поваленными деревьями, кровь, торчащие из ветвей оторванные конечности и головы.
– Ишь, как елку-то украсил! – кивнул Свистунов на лапы со свисающими кишками. – Прямо хочь Деда Мороза кличь. Ты это где-то специально учился?
– Да, Федь. Учился, да в сапог не мочился, как мо некоторыя! – ответил Карманов, прижимая приклад маузера.
– Смотрим в оба! – прошептал Вихляев. – Первыми огонь не открываем. Им нужны наши позиции. Как только обнаружат, начнут бить залпами так, что головы не поднять.
– Так ведь попрут. Я их знаю. Пойдуть первым десятком, чтобы мы стрелять начали, а другие ужо наготове.
– Правильно, Федор! – Вихляев стоял за камнем. Глубоко лечь в снег мешала больная спина.
– Ты бы, вашбродь, со своим револьвериком пошибче укрылся. Обходить ведь будут, точно вижу. – Свистунов заботливо посмотрел на штаб-ротмистра.
– Спасибо, господин сотник. – Вихляеву не понравилась такая забота, граничащая с панибратством.
– Да гляди сам, – обиделся Свистунов.
Солнце показалось над макушками деревьев. Стало совсем светло. Турки выдвинулись широкой цепью, держа наперевес винтовки.
– Без команды не стрелять! Подпустить ближе!
Вдруг из-за спины прогремели выстрелы: один, второй, третий. Трое покатились вниз.
– Колесников! – Вихляев обернулся.
Из постовой будки снова плеснул язычок пламени. Четвертый схватился за живот и, упав на колени, ткнулся лицом в снег. В ответ из ельника грянул залп полутора десятков ружей. От будки в разные стороны брызнула щепа.
И тут же еще около двух десятков вынырнуло из-за мохнатых ветвей. Турецкий капрал Карача под огневым прикрытием повел в бой пехотное подразделение.
– Огонь! – Вихляев вжался в каменный выступ и выстрелил. – Не сидеть на месте. Менять укрытие.
Но пластунам объяснять в таких вопросах было ни к чему. Покатился по горам треск от маузерных выстрелов. После двух-трех казаки откатывались на другое место. Быстро целились, спускали курки и снова меняли позицию.
Пока одна часть турок поднималась по склону, другая старалась поразить огневые точки неприятеля. Накрывали сразу из десятка винтовок, другой десяток уже стоял заряженным, третий перезаряжался. На группу Вихляева шел беспрерывный поток огня.
– Матерь родная! – Лыткарин схватился за колено.
– Шибко аль как? – спросил Карманов.
– Оцарапало. Я ужо тут пока. А ты ныряй, не сиди.
– Лежи покуда тихо! – Карманов выстрелил и перекатился за валун.
Едва успел, как десяток пуль взбили примятый снег. Противник уже наступал плотно, беря в обхват линию обороны пластунов.
– Зымаев, Карманов, отходите и уводите обоз. – Штаб-ротмистр присел и дважды точно выстрелил по наступающим.
Тем временем Плетнев, израсходовав боезаряд, быстрыми перебежками бросился в сторону поста. Одна пуля обожгла плечо, другая впилась под крестец… «А для меня кусок свинца. Он в тело белое вопьется. Эх, где ты, Федя, со своими песнями…»
Очередной залп прошил будку насквозь. В ответ – сразу поток
