подозревает, что он очень опасный преступник, а менее всего — его жена.
Моя младшая сестра не понимает, что живет с убийцей.
Рослую фигуру Якоба с военной выправкой не пропустишь. Он стоит у входа в самый большой магазин IKEA в Шерхольмене, засунув руки в карманы пальто. Если он и раздражен, то умело это скрывает. Позавчера, когда я позвонила ему, он предложил встретиться именно здесь, хотя он явно не из тех, кто в свободное время ходит любоваться на мебель. Если он удивился моему звонку, то и этого тоже не показал. Я иду прямо на него и успеваю почти пройти мимо, прежде чем он узнает меня.
— Надия, — произносит он и похлопывает меня по плечу. Взглянув на мои темные волосы, говорит, что они мне к лицу. Полгода назад, когда мы виделись в прошлый раз, они были короткие и светлые.
Мы заходим внутрь, поднимаемся в ресторан. Я сажусь у окна с видом на торговую галерею на другой стороне, Якоб вешает пальто и спрашивает, что я буду есть. Я отвечаю, что мне вполне достаточно кофе, и вскоре он возвращается, неся кофе мне и еду себе.
Фрикадельки с картофельным пюре и брусничным вареньем.
Усевшись, он спрашивает, как мне в Берлине. Его интересует, довольна ли я выбором пристанища. Я довольна.
Когда мне было лет двадцать, я восприняла Берлин со смешанным чувством страха и восторга. Это был город, куда съезжались все: интересные люди со всех концов мира, имеющие мечты и амбиции, и я танцевала с друзьями до утра в ночных клубах в бывших промышленных зданиях. Но на этот раз, решив отправиться туда, я думала не о вечеринках, барах и кафе — мне вспомнилось чувство, возникшее у меня тогда, что здесь все достижимо, чего бы ты ни захотел. Все возможно, все разрешено.
Я отвечаю, что квартира прекрасная и район уютный. И город гораздо больше Стокгольма, что мне идеально подходит.
— Тогда почему ты здесь?
Я пью кофе, поглядывая в окно.
— Я была вынуждена вернуться, — отвечаю я.
— Плохая идея, — произносит Якоб. — И почему именно сейчас? Давно ты здесь?
— Некоторое время.
— Я обещал Адриане присматривать за тобой и намерен исполнять это обещание.
Якоб смотрит на меня долгим взглядом, потом продолжает есть.
Женщина за соседним столом поглядывает в нашу сторону, чуть заметно улыбаясь. Очевидно, что она приняла нас за отца и дочь. Если бы она узнала, что хорошо одетый мужчина с безукоризненными манерами, может помочь человеку исчезнуть, то перестала бы улыбаться. Узнай она, что он может достать труп, который, обгорев до неузнаваемости, может быть выдан за кого-то другого, схватила бы сумочку и спутника и кинулась бы прочь. А если бы кто-нибудь рассказал ей, что я — усопшая Линда Андерссон, она наверняка позвонила бы в полицию.
Но я больше не Линда, напоминаю я самой себе. Меня зовут Надия Хансен.
Якоб говорит о пустяках, доедая фрикадельки. Потом вытирает невидимое пятнышко на подбородке и приносит себе кофе. Вернувшись к столу, он напоминает, что приложил ради меня немало усилий. Новая жизнь на свободе с возможностью начать все заново — штука драгоценная.
— Так и есть, — говорю я, похлопывая его по руке. — Для меня это так ценно, что не выразишь словами. И ты это знаешь.
— Уезжай назад, забудь все и всех. Живи своей жизнью.
— Так и поступлю, когда все здесь закончу.
— Что ты планируешь предпринять?
— Пока не знаю, — отвечаю я и замечаю, что Якоб смотрит на меня со скептическим выражением лица.
Это правда, у меня нет никакого плана. Но я не могла держаться в стороне. Желание восстановить справедливость вынудило меня вернуться.
Алекс не только убил Симона, он отнял жизнь и у меня. Взял наше будущее и выкинул в помойку, как одноразовую посуду. Тем или иным способом мир должен узнать, что Линда Андерссон была невиновна. Но, хотя и думаю об этом беспрерывно, я пока не знаю, что буду делать и к чему это приведет. Какое наказание ждет Алекса? И что это будет означать для моей сестры?
Ее признание со слезами на глазах в том, что она замужем за Алексом и ждет от него второго ребенка, далось мне нелегко, но в конце концов я простила ее. Однако теперь она живет с ним, даже не подозревая, кто он на самом деле.
Адриана поняла бы, почему мне так необходимо было вернуться, но Якоб, наверное, до конца не понимает. Его я знаю не настолько близко.
Пока мы сидели вместе в учреждении, она кое-что мне о нем рассказывала, а до первой нашей встречи мы с ним разговаривали по мобильному телефону. Он всегда вел себя со мной благосклонно, но у него есть манера рассматривать меня так, что я начинаю испытывать дискомфорт. Как сейчас. Я прекрасно понимаю, что он многим рискнул и даже не хочет вспоминать, что потребовалось, чтобы я могла сидеть с ним сегодня здесь, но у меня нет времени размышлять по этому поводу. По крайней мере, он мне ничего об этом не рассказы вал. В наш первый разговор он сказал, что если я сообщу ему время и место моей увольнительной, то он устроит все, о чем его просила Адриана.
Потребовалось несколько заявлений и почти восемь месяцев ожидания, прежде чем мне разрешили увольнительную. Когда охранники отвезли меня в торговый центр на окраине Эребру, я была далеко не уверена, что все сработает. Я бродила среди магазинов, а они все время следовали за мной на небольшом расстоянии. Как мы и договорились, ровно без четверти одиннадцать я зашла в магазин одной из самых крупных фирм, а они остались у входа. Бродя между стойками, я делала вид, что рассматриваю платья и блузки, и через некоторое время увидела его. Вслед за ним я пошла в примерочную, мы нырнули в запасной выход и оказались на заднем дворе торгового центра. Там мы сели в его машину, и, когда меня хватились и объявили в национальный розыск, были уже далеко.
Пару дней спустя, сидя в домике на южном побережье, я увидела в новостях по телевизору, как Линду Андерссон объявили мертвой. Когда показали обгорелые останки автомобиля, у меня возникло странное чувство, будто какая-то часть меня действительно погибла в огне. Но зато теперь я свободна. Никто никогда не будет искать меня. Одновременно я была напугана и шокирована тем, что сделал Якоб. То, что до сих пор было для меня россказнями об Адриане и ее подпольном
