противоестественном влечении. Обвив руками шею Отелло, он поцеловал его в губы. Отелло в ответ сочувственно потрепал его по затылку, как сделал бы человек, подыгрывающий безвредному безумцу, и произнес скорее грустно, чем сердито: “Дружище, добрый дорогой дружище”. Ричардсон ни единого раза не подмигнул и не ухмыльнулся, дабы хоть чем-то поддержать причудливую версию, и в результате постановка крайне разочаровала обоих актеров, так мечтавших вновь встретиться на сцене. Сам Гатри счел ее ”отвратительной, скучной, сумбурной”. Ричардсону явно не хватило пыла. В титанических ролях становилось заметно, что этому актеру, обладавшему редким даром превращать прозу в поэзию, чистая поэзия давалась нелегко. Яго, созданного Оливье, критика не приняла совсем; он оказался ”слишком мрачным”, ”слишком злобным”, и, как и в случае с Принцем датским, никто не заметил новой интерпретации его психологии. Было решено, что после своего необычного Гамлета и многообещающего Макбета Оливье сделал шаг назад.
Вслед за этим ”Олд Вик” совершил неслыханное отклонение от курса, прервав шекспировский сезон современной и посвященной современности пьесой. Это был ”Король ниоткуда” Джеймса Брайди — своеобразная комедия о душевнобольном актере, хотя и вылечившемся, но убежавшем из больницы без разрешения. Благодаря одной богатой и закомплексованной старой деве он возглавляет новую политическую партию и поднимает целую неофашистскую кампанию за спасение Британии и переделку мира. В конце концов этого короля ниоткуда вновь водворяют в сумасшедший дом. И Марда Ванн (старая дева), и Оливье блестяще сыграли в этом спектакле; однако критиков пьеса заинтересовала куда больше, чем ее исполнение, а зрители, поглощенные в то время мюнхенским кризисом, вообще не обратили на нее особого внимания. ”Олд Вик” оперативно вернулся на безопасную и привычную стезю: к ”Кориолану”.
В том, что именно в этой невероятно трудной роли Оливье снискал наибольший успех у критики, сказалось отчасти влияние Льюиса Кэссона — человека, который протянул ему руку помощи тринадцать лет назад, когда актер был без работы. Ставя спектакль, Кэссон заставил этого приверженца современной реалистической манеры пойти на некоторые уступки традиционному шекспировскому стилю. Сибил Торндайк, великолепно сыгравшая Волумнию, впоследствии вспоминала: «Мне кажется, Льюис в самом деле убедил Ларри отказаться от некоторых ужимок ради большего консерватизма. Нельзя сказать, что в роли Кориолана Оливье особенно стремился к трюкам, но Льюис не желал допустить ни одного. Он любил откровенную, как на исповеди, игру. Друг с другом они ладили очень хорошо. Конечно, случались и стычки, так как оба были бурного нрава. Но спорили они для удовольствия, потому что Льюису нравилось поспорить. Однажды он объявил: ”Этот монолог надо произнести на одном дыхании”. ”Быось об заклад, — ответил Ларри, — что вам это не удастся”. Однако Льюис прочитал все на одном дыхании и велел Ларри сделать то же самое. Ларри, конечно, справился не хуже. В конце концов они стали устраивать соревнования, и Ларри превосходил всех. Он смог прочитать общую исповедь из утренней молитвы, "Боже всемогущий милосердный” на одном дыхании дважды. Льюису хватило дыхания на один раз с половиной. Мне было очень стыдно, когда он осекся и проиграл».
Сам Оливье не считал Кориолана своей лучшей ролью в "Олд Вике”. Он любил сцену смерти — очередной образец безумной акробатики, когда после головокружительного падения с лестницы он трижды перекатывался по полу, чтобы замереть на расстоянии фута от рампы. Однако по существу он не мог согласиться с лестными отзывами критиков, превозносивших подлинное величие его игры. ”Я в театре уже тринадцать лет, — говорил он. — Честно говоря, критики просто решили, что пора меня похвалить”.
Однако хвалили его далеко не все. Лондонская ”Дейли Геральд” вышла с заголовком ”Как бормочет неотразимый Оливье”. Но наиболее влиятельные критики были целиком на его стороне. Айвор Браун отметил, что Оливье неизмеримо вырос в ”Олд Вике”. ”Его голос обрел мощь, звучность и страстность. В нем появились пронзительно трогательные и строго благородные ноты и такой напор, при котором звуки блистают, как сталь”. Алан Дент, не найдя в его игре никаких недостатков, счел, что он вправе ”стать в один ряд с великими образцами”. Дж. К. Трюин назвал его Кориолана ”огненным столпом на мраморном постаменте”.
А Эгейт? Покритиковав Оливье за ”циркачество” и "злоупотребление гримом”, он признал в нем новую мощь, глубину и звучность голоса и провозгласил ”актером, имеющим сегодня больше всех прав наследовать героической традиции. Остается только понять, доступно ли его гению чувство поэзии”. Более показательны слова другого критика: ”Я уже не сомневаюсь в том, что печатью будущего великого актера Англии отмечен сейчас только Лоренс Оливье”.
И сказал это Эгейт, подписавшийся одним из своих псевдонимов!
Таким образом, незадолго до того, как Оливье минул тридцать один год, он был наконец увенчан и консервативной, и более передовой критикой. К концу сезона 1938 года его достижения в классическом репертуаре стали общепризнанным фактом; на выходе из театра его регулярно осаждали толпы поклонников. Именно этого он всегда жаждал. Однако, не успев достигнуть вершины славы, он оставил английские подмостки. Лишь спустя шесть насыщенных событиями лет этот вновь признанный король актеров вновь ступил на лондонскую сцену.
Глава 11
ХИТКЛИФ И СКАРЛЕТТ
В конце июня 1938 года Оливье с мисс Ли отправились на стареньком ”форде” в путешествие на юг Франции. Так последним спокойным летом перед второй мировой войной начинался их самый идиллический совместный отдых. На месяц все профессиональные заботы должны были уступить место праздному наслаждению южным солнцем. Однако оба пользовались уже слишком громкой известностью, чтобы бездельничать так долго. Через пару недель в маленькой деревушке на побережье их настигла следующая телеграмма: “Интересует ли Вас идея Голдвина не позднее первого сентября Вивьен Вы и Оберон в “Грозовом перевале” точка Отвечайте незамедлительно точка”. В качестве приманки скоро последовал и сценарий Б. Хекта и Ч. Макартура.
На роль Хитклифа Оливье предложил именно Хект. Режиссер Уильям Уайлер тоже считал его кандидатуру лучшей. Однако, ничуть не стремясь в Голливуд, Оливье отказался. Он дал понять, что мог бы изменить свое решение, найдись в фильме подходящая роль для Вивьен. Но такой роли не было. Героиню играла Мерл Оберон, а из тактических соображений он не хотел, чтобы Вивьен возвращалась к персонажам второго плана.
В Лондоне к Оливье обратился сам режиссер. Уайлер вспоминал: ”Мы виделись несколько раз у Ларри и Вивьен. Я всячески расписывал роль, которая была бы лакомым куском для любого актера, тем более для актера, не слишком известного в Америке. Однако Оливье, признав все достоинства сценария, не проявил ни малейшей заинтересованности. Я думал, что подобное нежелание вызвано неприятными
