class="a">65, и это только начало – нами запущена крупномасштабная программа перевооружения. Новейшие системы уже начали или вот-вот начнут поступать в войска в количествах, способных поразить самое смелое воображение. Учитывая характер боевых действий, вынуждающий нас, скажу это без тени преувеличения, сражаться с потусторонними силами, нами разработаны образцы, способные использовать против врага его же собственную психофизическую энергию, которую люди менее образованные назвали бы магией. К тому же нами разрабатываются некоторые проекты, сулящие появление оружия совершенно неслыханной мощи, оружия, способного потрясти самые основы мироздания, не то что ДПФ. В таких обстоятельствах, сделав всё возможное для сохранения мира, я ухожу, чтобы предоставить людям войны возможность довести дело до конца…».
Из прочитанного Норс сделал только тот вывод, что война разгорается, и что те, кто торжественно разрезал ленточку на папке с надписью «ДПФ», сейчас торопятся уйти со сцены. Это самым очевидным образом подтверждало их некомпетентность. Указанные в коммюнике цифры, как он хорошо знал, обычно соответствуют истине ровно в той мере, в которой это необходимо, чтобы создать у читателей, среди которых есть и вражеские агенты, ложное представление о происходящем.
Однако почему-то ему вспомнился разговор с «инженером Фрадом». Вполне вероятно, этот фантом фоморы создали на основе воспоминаний, оставшихся от подлинного инженера, действительно работавшего на одной из верфей Адмиралтейства. «Фрад» утверждал, что Айлестер испытывает острую нехватку нефти, вследствие чего не может производить наиболее современные боевые машины. Невысокий прирост производства танков и особенно самолётов, относительно артиллерии, казалось, выступал самым явным тому подтверждением.
Норс пожал плечами, зябко поёживаясь от собственных мыслей. Что ему до короны суверена? Фраза из пьесы, просмотренной в одном из столичных театров ещё в студенческие годы, вызвала лёгкую тошноту. Под ложечкой противно засосало.
Внезапно ему захотелось оказаться рядом с Гвенн и забыть в её объятиях обо всём. От такой мысли ему стало приятно, и, спрятав в рукаве пижамы спички и сигарету, он пошёл в туалет, чтобы тайком, куря в приоткрытую форточку, предаться сладким мечтам.
Глава
XIX
Маленькое, сочащееся сыростью, помещение пропахло тленом. Тесный подвал, весьма напоминавший склеп, коим, кстати, и являлся, располагался на глубине двенадцати ступеней под землёй. Дюжина – счастливое число, которое, как полагали некоторые, может принести успех задуманному мероприятию. Даже такие мелочи приходилось учитывать, когда речь шла о мистических и сверхъестественных вопросах.
Некромантия – вот слово, от которого все дьяконы ПЦЭ пришли бы в священную ярость!
Их, однако, не позвали. Военные разработки высочайшего уровня секретности.
Люди в униформе наполнили склеп до отказа. Некоторые из них, со скверной выправкой, вызывавшей у кадровиков лишь кривые усмешки, дополнительно носили белые халаты и респираторы; другие, столь же далёкие от армии, но также вынужденные служить богу войны, щеголяли в грубых комбинезонах, наподобие рабочих – но защитного цвета и со знаками различия.
Одним из немногих, кто принарядился, одев полную парадную униформу, включая фуражку, награды и белые нитяные перчатки, являлся генерал-майор Треворт, начальник мобилизационного отдела генерального штаба армии; он-то и взял на себя ответственность обратиться к чудаковатому учёному, руководившему данным действом.
– Господин подполковник, – начал генерал-майор, но его тут же бесцеремонно перебили. – Бранлох, Патрик Бранлох, за стаканчиком медицинского спирта – просто Патрик. Не пытайтесь опутать меня вашими церемониальными тонкостями, господин генерал, мы не на плацу.
Треворт плотно стиснул губы; в его глазах блеснул злобный огонёк. Он переглянулся со вторым генералом, также явившимся при всех регалиях. Генерал-лейтенант Кёрк только пожал плечами – Бранлох, из которого еженедельные занятия строевой подготовкой так и не вытравили свойственного учёному вольнодумства, выбрал наиболее подходящий момент для мести. Теперь, когда армия зависит от него как никогда, он решил вдруг напомнить: субординация для него была, есть и будет оставаться пустым звуком, издаваемым, как он выражался, «напыщенными ничтожествами в павлиньих перьях».
Записи разговоров Бранлоха, в которых тот позволял себе в отношении августейших особ выражения, принуждавшие краснеть даже генералов, занимали уже целый несгораемый шкаф на Груф Мерген, 22. Второй шкаф, точно такого же размера, занимали папки с личными делами его ближайших научных сотрудниками, доносами на них, их доносами друг на друга – и, конечно, доносами всех их, вместе взятых, на Бранлоха. Последний обладал уникальным даром плодить себе смертельных врагов на каждом шагу, ни в малейшей степени не заботясь о последствиях собственных поступков.
Психолог, внимательнейшим образом изучив накопившиеся материалы, заявил, что Бранлох страдает от целого букета комплексов, реализовать и компенсировать которые пытается путём унижения окружающих. В значительной мере физик даже сам не осознаёт того, что ведёт себя точно так же, как и «бряцающие золочёными шпорами болваны в сверкающих шлемах».
Кёрку оставалось лишь втайне надеяться на провал сегодняшней затеи – тогда Бранлох, несомненно, понесёт заслуженное наказание за своё вызывающее поведение. Впрочем, другая часть его души страстно желала успеха, который обещал не просто стать выдающимся научным открытием, но и дать в руки Айлестера могучее оружие, способное изменить ход истории. При мысли о возможностях, которые в таком случае открылись бы перед ними, у Кёрка даже закружилась голова.
– Солнце зашло, – сообщил один из техников, находившихся снаружи. – Отлично! Да, просто великолепно! Сейчас мы этим займёмся.
Бранлох, урезонив собственных лаборантов, добился того, что в помещении воцарилась тишина. Потом, удовлетворённо потирая руки, он решил взять слово сам:
– Думаю, это излишняя предосторожность, но, экспериментируя, всегда нужно предпринимать все мыслимые меры. – Подобное отношение к вопросу возмутило Треворта. – Экспериментируя! Здесь покоится…
– Да, для меня – и для всех, кто имеет что-либо общее с наукой – это эксперимент! –Бранлох перебил генерал-майора в свойственной только ему манере, всегда отличавшейся единственным признаком – полнейшим отсутствием того, что принято называть манерами. – Великий эксперимент! А для вас, господин профан – извините, господин генерал – это всего лишь акт мобилизации покойника, для чего вы и прихватили с собой соответствующие документы. Скажите мне на милость, кто из нас нарушает нормы морали в большей степени – вы или я?
Всё-таки, Бранлоху нельзя было отказать в наличии ума – он указал на очевидный, и весьма сомнительный притом, аспект планируемого действа. Треворт, долго консультировавшийся с контрразведчиками, не имел полной уверенности, и в конечном итоге весьма неохотно визировал проект. Кёрк полагал, что делает мертвецу одолжение, воскрешая его; заодно можно было бы восполнить потери в наиболее квалифицированных кадрах.
Гораздо сложнее обстояло дело с вдовой покойного: яркая, эффектная блондинка, она давно уже всё решила, и полагала, что траур ей к лицу. Сменив за последние месяцы не менее полудюжины любовников, она пребывала отнюдь не в восторге от перспективы
