вниз. Окидываю взглядом безлюдный двор и иду в сторону ближайшей остановки. Мне теперь нечего бояться. И верить не во что.
29
Следующая неделя проходит в жутких противоречиях. Я понимала, что правильно поступила, оставив Марка, но в то же время постоянно хваталась за телефон. Отключала его и снова включала, проверяла, когда он был в сети. Снова убеждала себя, что все сделала правильно. Телефон молчал, Марк не звонил. Наверное, принял мой выбор. Что нас с ним ждет? Как мы будем сосуществовать под грузом прошлого? На эти вопросы у меня нет ответов и спросить не у кого.
Квартира стала моим врагом. Я не могла нормально спать и работать. По ночам я жалела себя, размазывая слезы по лицу. Днем брала себя в руки и работала. Кому-то из заказчиков пришлось перевести деньги обратно, а кого-то устроили извинения и формулировка «личные обстоятельства». Я снова приступила к переводам и даже умудрялась в промежутках писать диплом. В общем, делала все, чтобы занять себя.
В связи с обнаружением тела Насти, судебное заседание пока не было назначено. Следователь обещал держать меня в курсе. Уехать я пока, к сожалению, не могла. Но уже связалась с владельцем квартиры и предупредила, что через месяц съеду. Я решила съездить в родной поселок и выставить мамин дом на продажу. Даже страшно представить, что стало с ним за последние годы. А дальше я решила не строить планов на будущее и просто действовать по ситуации.
Костю я везде заблокировала, как и Аню. Я пока не могу обличить в слова то, что чувствую. Мне бесконечно больно, что она не понесет наказания за содеянное.
Сегодня выпал снег. Красиво покрыл крыши и улицы.
Я подхожу к школьному двору и принимаюсь ждать. Топчусь на месте и смотрю в небо. Удивительно, как быстро и прочно Федорцов вошел в мою жизнь. После похорон Настя перестала мне сниться, а вот Марк появлялся в моих снах с завидной регулярностью. Каждое утреннее пробуждение вызывало острое разочарование.
«Это нормально, что я испытываю фантомные боли. Со временем станет легче», — убеждаю себя.
Антошка выходит из дверей минут через пятнадцать. На нем чистая, новая куртка и шапка с Человеком — пауком. Он задорно машет пакетом со сменкой. Видит меня, что-то говорит мальчишкам и несется в мою сторону.
— Инга, привет! — Я успела забыть, какой у него звонкий голос. Он обнимает меня за пояс и заглядывает в глаза. — Тебя так долго не было. Ты Настю искала, да?
Я присаживаюсь перед ним на корточки и до конца застегиваю замок куртки.
— Да.
— Нашла? — Его глаза блестят в ожидании ответа.
— Нашла… она погибла из-за плохих людей. — Вру я плохо, а дети всегда чувствуют неправду. Антошкины глаза тут же наполняются слезами, и у меня сжимается сердце.
— Не плачь, с Настей все будет хорошо. — Глажу его щеку. — Она теперь живет на небе.
Я сама очень сильно стараюсь верить в это.
— А плохих людей накажут? — Он вытирает нос рукавом куртки.
— Конечно, а как же. Пойдем, суп поедим.
— Фу.
— Тогда, может быть, пирожков?
— С вишней.
— С вишней, так с вишней.
Мы идем к забегаловке у дома. Я покупаю пирожки и черный чай, себе беру кофе. Мы садимся за пластиковый стол у окна. Антошка с удовольствием налегает на пирожки.
— Аккуратно, не обожгись. — Снимаю с него шапку — голова чистая. — А ты чего такой красивый?
— Бабушка Лена куртку купила. — Он отодвигается от стола, демонстрируя обновку. — Она теперь с нами живет, и мама совсем не пьет, представляешь?
— Здорово.
«Господи, пусть Наташа завяжет и займётся ребенком».
Закончив с пирожками, мы медленно бредем домой. Здесь идти-то два шага, но на улице так красиво и тихо, что хочется растянуть прогулку.
У моего подъезда стоит машина Федорцова. Сердце дергается в груди и ускоряет свой бег. Дверь со стороны водителя открывается, и Марк выходит наружу. Такой красивый, в сером пальто нараспашку. Радость от встречи быстро сменяет страх. Что мне теперь делать? Как вести себя с ним?
Он хмуро смотрит на нас.
У Антошки, в отличие от меня, нет проблем в общении с Марком: он срывается и несется к нему навстречу. Марк гладит его по голове, достает из машины букет белых тюльпанов и коробку конфет, которую вручает Антошке. Он от радости подпрыгивает на месте, потом видит в окно бабушку и несется к подъезду.
— Пока, Инга! — Кричит на бегу.
Я машу ему рукой и несмело подхожу к Федорцову. Он молча протягивает мне букет.
— Спасибо.
— Конфеты тоже были тебе, но, сама понимаешь…
Я прячу в бутонах улыбку. Увесистый букет, пахнет весной. Чувствую такое облегчение и тепло от присутствия Марка, и в тоже время горький привкус прошедших дней.
Сейчас передо мной тот холодный, немногословный, сердитый Марк Николаевич, которого я знала с подросткового возраста.
— Пригласишь? — Он поднимает глаза на мои окна.
Его вопрос звучит больше, как утверждение. Он не сомневается в том, что попадет в мою квартиру.
— Кофе только растворимый. — Вру я.
— Переживу.
Мы поднимаемся по лестнице в давящем молчании. Он сверлит взглядом мою спину. Она вот-вот задымится. В квартире Федорцов снимает пальто и по-хозяйски определяет его на крючок. Осматривает коробки и чемоданы в прихожей.
— Сбегаешь?
— Расхламляюсь.
Не дожидаясь приглашения, Марк проходит на кухню.
Я иду в ванную. Свою единственную вазу я разбила, да и не поместились бы в нее цветы: беру пластиковое ведро и определяю в него букет. Оставляю прямо на полу. Иду на кухню.
Марк стоит у окна, как в тот день, когда он приехал за мной. На плите уже греется чайник. На Федорцове простые черные брюки и водолазка, подчеркивающая фигуру. Он мрачно осматривает меня с головы до ног, потом садится за стол и кладет ногу на ногу.
— Ну, рассказывай, что это за подростковые выходки?
— Ты о чем?
— Не валяй дурочку, Инга, тебе не идет. — Он постукивает пальцами по столу.
Злится.
Я тоже сажусь за стол напротив него.
— Марк, я благодарна тебе за все… — Начинаю я, но он перебивает.
— Как ты думаешь, я чувствовал себя, когда вернулся с работы и не обнаружил ни тебя, ни твоих вещей. Ты даже записки не удосужилась оставить. Что я испытал в этот момент? Ответь мне.
— Марк, просто…
— Что просто? — Он раздувает ноздри.
С него слетает напускная холодность, и он возвращается к себе прежнему.
— Ты дашь мне сказать или нет? — Злюсь я и после небольшой паузы продолжаю. — Как, скажи
