руку, достает телефон и как ни в чем ни бывало листает ленту новостей.
На нас глазеют: кто-то крутит пальцем у виска и предлагает вызвать полицию или скорую, кто-то ищет взглядом скрытую камеру.
Порываюсь исправить ситуацию, хватаю Юру за футболку и тяну, но сдвинуть с места не могу ни на миллиметр.
— Вставай! Ты совсем больной? Я прошу тебя, вставай! — Злюсь, грязно ругаюсь, тяжело дышу и наконец сдаюсь: — Ладно, твоя взяла!
Он как ни в чем не бывало поднимается, отряхивает от пыли зад, идет в огромный, заполненный крутой молодежной одеждой зал и, элегантно лавируя между рядами, укладывает на обвитое татухой предплечье вешалки с вещами. Бегаю за ним, как собачка на привязи, но у примерочных Юра сваливает ношу в мои хрупкие руки и, вдогонку нагрузив коробками с обувью, заталкивает меня в кабинку.
Оказавшись в изолированном от мира закутке, пытаюсь отдышаться и включить благоразумие, но в зеркале отражается девчонка с широкой улыбкой и горящими от восторга глазами, и кончики пальцев покалывает адреналин. На бешеном драйве сбрасываю с себя старье и примеряю многочисленные джинсы, топы, пиджаки и платья — они приятно холодят кожу, садятся как надо, смотрятся круто. Я больше не похожа на куклу из Монстр Хай и нищую дочку алкоголика, меня вполне можно принять за популярную блогершу или успешную модель. Скоро я вернусь домой и сказка закончится, а у меня не останется ничего на память о ней. И, как бы ни надрывался здравый смысл, я не могу отказаться от этих вещей.
Отодвигаю плотную шторку и делаю шаг вперед. Юра сидит на банкетке рядом с уставшим товарищем по несчастью и пялится в телефон.
— Не знаю, что выбрать, подскажи... Мне все подходит, — робко подаю голос, и Юра поднимает голову:
— Окей. Значит, берем все.
Вылетаю из примерочной, вешаюсь к нему на шею и крепко обнимаю — он едва успевает встать и удержать равновесие, но улыбается и обнимает в ответ.
— Спасибо! — шепчу на ухо. — Я тебе все верну. Я серьезно!
— Конечно вернешь, — отшучивается он. — Только зачем мне оно? Тебе явно идет больше.
* * *
Мы снова пьем кофе — на сей раз в уютном закутке-кофейне на четыре столика. Играет тихая умиротворяющая мелодия, бумажные пакеты с покупками горкой свалены у ног. От распирающей грудь радости хочется кричать, реветь, хохотать и хвастаться обновками всему свету, жаль только, что подруг у меня нет. Хотя, одна девушка, всегда желавшая мне только добра, существует совершенно точно, и ее мнение услышать особенно важно.
Сверяюсь с настенными часами: ребята уже в дороге и вряд ли заняты важным делом. Под предлогом попудрить носик, сбегаю в туалет, с разных ракурсов фотографируюсь перед мутным, чем-то заляпанным зеркалом, нахожу номер Элины и быстро пишу:
«По ходу, вы все-таки были правы. Юра совсем не плох. В общем, мы сейчас в кофейне — в той, что в ТРЦ на Прибрежной. Смотри, какой аттракцион неслыханной щедрости он устроил! Это вообще нормально? Чем я могу его отблагодарить?»
Прикрепляю к сообщению самые удачные кадры моего нового стиля, и, спустя несколько секунд, от Эли прилетает ответ:
«Это нормально. Закажи ему пончики: розовые, с посыпкой. Он за них душу продаст».
Далее следуют веселые смайлики, приветы от Ярика и остальных парней, и я смеюсь — искренне и звонко, а на глазах выступают слезы. Я чувствую дружескую поддержку, причастность к команде, не-одиночество и чистое, ничем не замутненное счастье.
Впервые у меня есть люди, которым я могу верить и доверять. И это открытие никак не желает укладываться в голове.
Оглядывая в отражении витрин лаковые лоферы, кремовые брюки и свободный светло-голубой пиджак, заказываю на стойке десерт, возвращаюсь на место, выкладываю коробку перед Юрой, и он приходит в восторг.
— Откуда ты знаешь, что здесь самые вкусные пончики? Я, если честно, и сам забыл.
— Прочитала твои потаенные мысли. Я тоже их до одури люблю!
Усердно жуем, отпиваем капучино, буднично обсуждаем планы на вечер, и я незаметно теряю нить диалога — просто вслушиваюсь в приятный голос Юры, подвисаю на его манере немного растягивать слова, тону в волшебных глазах, фокусируюсь на губах с налипшей сахарной пудрой. Они вдруг растягиваются в крышесносной широкой улыбке, и сердце жалит иголка ужаса.
Я его люблю...
Ухаю в пропасть осознания и вынужденно хватаюсь за край стола.
Я люблю его! Не как недосягаемую глянцевую картинку, не как трофей, которым во что бы то ни было хотела обладать, а как близкого, теплого, доброго, надежного, чертовски нужного парня...
* * *
20
Едва успеваю переодеться в домашнюю футболку Юры, ставшую родной, оживает домофон, двери лифта распахиваются, и из него вываливаются приметные личности: парни с разноцветными патлами, татуировками и в странной одежде. Они с порога наезжают на Юру, ругают за то, что отпустил Оула, справляются о делах, через слово сыплют непонятными мне терминами и закрываются в студии. Очередные клиенты Юры — музыканты, которым нужно записать свои треки.
Я страшно далека от этих тем, попадаться на глаза гостям неловко и неохота. Как я объясню, что тут делаю и кем прихожусь Юре? Прячусь в комнате, тихонько прикрываю дверь и освобождаю пакеты — любуюсь новыми, наикрутейшими вещами, бережно развешиваю их спинку кровати, отправляю Элине смайлик с поцелуем. Но скука пересиливает: прислушиваюсь к приглушенным голосам за стеной, понимаю, что это надолго и перебираюсь на кухню.
Аккуратно распределяю по полкам холодильника купленные продукты — после кофейни я затащила Юру в продуктовый гипермаркет и, сломив сопротивление, вынудила нагрузить тележку разнообразной едой.
Забиваю кухонные шкафчики коробками с крупами и спагетти, нахожу ножи, разделочные доски, сияющие новизной сковороды и кастрюли – в них ни разу еще не готовили. Вдохновение, помноженное на знания, захлестывает волной: можно забабахать шикарный ужин из блюд, которые я никогда раньше не могла себе позволить.
Вымыв руки, приступаю к делу: разделываю курицу, чищу овощи, нарезаю зелень.
На этой огромной кухне я чувствую себя как в рекламе майонеза или на кулинарном шоу: вода кипит, по воздуху разносятся умопомрачительные запахи специй, полированная стойка, поверхности мебели и техники ослепительно блестят в закатных лучах и заставляют прищуриться. Не разобравшись с посудомоечной машиной, извлекаю из нее залежи грязных тарелок, складирую в раковину и мою вручную.
Странные личности, пообещав скоро вернуться, наконец уходят, лифт, охнув, увозит их вниз, и рядом
