Не для меня любовь, не для меня вино. Любовь несет беду, вино горчит давно.
Ниже будет рассказано о том, как она открыто содействовала тому, чтобы Франц-Иосиф обзавелся любовницей-актрисой. Слухи о связи императрицы с преподавателем греческого языка, доктором Константином Христоманосом, ходили недолго. Грек учился в Вене и получил должность при посредничестве обергофмейстера барона Нопчи. Правда, получив место при столь высокопоставленной особе, Христоманос быстро стал слишком самоуверенным и высокомерным. У него не сложились отношения ни с кем из окружения императрицы, он переругался даже с офицерами с яхты Елизаветы «Грейф». Видимо, Елизавета также заметила заносчивость своего преподавателя, ибо его вскоре уволили и в виде компенсации дали должность преподавателя греческого языка в Венском университете. Похоже, именно в это время в сердце 37-летней Елизаветы затеплилось некое чувство к незнакомому молодому человеку, с которым она случайно встретилась во время масленичного карнавала в Вене в 1874 году.
Сентиментальная интерлюдия
Самый популярный бал Вены давали в зале «Общества друзей музыки», во главе которого некогда стоял композитор Шуберт. Сисси только что завершила исполнение обязанностей хозяйки скучного официального бала и решила поехать на увеселение, о котором говорила вся Вена. Ее прельщала перспектива, сохраняя свое инкогнито, видеть и слышать все, не будучи узнанной. Следует заметить, что Франц-Иосиф в это время пребывал с официальным визитом в России.
Императрица удалилась в свои покои с целью замести следы непозволительной отлучки. Там она переоделась в домино из желтой парчи, спрятала волосы под белокурым париком, а лицо — под черной маской, отороченной кружевом. Из предосторожности ее венгерская фрейлина Ида Ференци, облаченная в красное домино, обращалась к императрице, называя ее именем Габриэль (горничной Сисси Габриэль Шмидт), чтобы навести возможные подозрения на ложный след. Обе женщины наблюдали с галереи за весельем толпы, без удержу несущейся в бешеных галопах. Соблазнительные пышные венки откровенно заманивали в свои сети мужчин. Все напоминало Венецию времен Казановы, но с иными мелодиями танцев под музыку Ланнера и Штрауса. Ида Ференци обратила внимание на одинокого молодого человека, очень элегантного, явно не из простонародья. Фрейлина приблизилась к нему, непринужденно взяла под руку и вкрадчиво стала задавать невинные вопросы, стараясь выведать, с кем разговаривает. Он оказался чиновником на государственной службе по имени Фредерик Лист Пахер фон Тайнбург. Ида предложила ему:
— Здесь моя подруга, которая очень скучает. Не хотели бы вы развлечь ее на несколько мгновений?
Молодой человек согласился, и дама в желтом домино начала в совершенно естественной манере болтать с ним на самые различные темы. Незнакомка как бы мимоходом задала ему несколько вопросов о его отношении к императрице. По-видимому, его ответы понравились ей, ибо она попросила собеседника спуститься с ней в зал, в толпу захмелевших от веселья людей. Они провели вместе два часа, к обоюдному восторгу выяснили, что любимым поэтом обоих является Генрих Гейне. Дама призналась, что не является местной жительницей, много путешествует и поинтересовалась, не смог ли бы он приехать в Мюнхен или Штутгарт, если она назначит ему свидание, попросила дать его адрес. По прошествии пары часов незнакомка попросила сопроводить ее к наемному фиакру и уехала вместе с сопровождающей.
Через неделю молодой человек получил конверт, отправленный из Мюнхена (письма отсылала сестра Елизаветы Мария, низложенная королева Неаполитанская, путешествовавшая по Европе).
«Дорогой друг, вы будете удивлены получить мои первые строки из Мюнхена. Я нахожусь здесь проездом на несколько часов и воспользовалась сим, чтобы подать весточку о себе, как и обещала. С какой тревогой вы ожидали ее! Не отрицайте, я не требую от вас объяснений, поскольку я знаю так же хорошо, как и вы, то, что происходит с вами с той примечательной ночи. Вы переговорили с тысячами женщин и девушек, вы, несомненно, верили, что развлекаетесь, но ваш ум ни разу не повстречал родственную душу. В конце концов вы обрели в ослепительном мираже то, что вы искали в течение многих лет, но лишь для того, чтобы потерять сие, несомненно, навсегда…»
Второе письмо прибыло из Лондона.
«Милый друг! Как мне жаль тебя! Так долго не иметь от меня известий, как сие, должно быть, невыносимо скучно, каким бесконечным кажется тебе время! Но я не могла поступить иначе. Ты желаешь узнать про мою жизнь. Она малоинтересна. Несколько престарелых тетушек, кусачий мопс, множество сетований на мою экстравагантность, для развлечения ежедневно после обеда одинокая прогулка в Гайд-парке, а вечерами, после посещения театра — общество. Вот перед твоими глазами моя жизнь со всей ее безысходностью, пустотой и отчаянной скукой. Я испытываю ностальгию по той Вене, легкомысленной, залитой солнцем, но это ностальгия на кошачий манер, ностальгия по месту, а не по людям. А сейчас я желаю вам доброй ночи, мои часы показывают за полночь. Вспоминаешь ли ты обо мне в этот момент или шлешь в ночь тоскующие песни? В интересах твоих соседей желаю тебе наслаждаться снами».
Разумеется, Сисси пыталась навести молодого человека на ложный след, но он был не так-то прост. Отвечая на это письмо, Фредерик фон Тайнбург прямо намекает, что она — не менее чем княгиня, а возможно, даже и выше, и прямо говорит, что ее зовут не Габриэлой, но вполне могли бы называть Елизаветой. Перепуганная Сисси на время прекратила переписку, ибо Ида Ференци предупредила ее о возможном превратном истолковании этого продолжения невинной карнавальной интриги.
