по рабочим местам, а то завтра же все у меня на улицу с волчьим билетом вылетите, — рявкнула Ника.
Охранник засуетился, подхватил телегу и быстро откатил ее в нужном направлении, управляющий, побагровев, умчался вслед за Никой.
А я тихонько крестясь пошла на свое рабочее место.
Ночь прошла тихо.
Утром я явилась домой.
— Ты где была? Что за маскарад? — у Паши даже глаз начал дергаться.
— Провела разведку боем, — отрапортовала я.
— Анжел, я ведь говорил тебе, чтобы ты не лезла на рожон, — взорвался Пашка. — Ты не понимаешь что ли, это не те люди, с которыми можно играть в игры. Это звери, это людоеды, убьют тебя и не заметят.
— Все Паш понимаю, но доиграю до конца.
Пашка даже замер на несколько минут. Он смотрел на меня дикими глазами, словно видел впервые.
— Анжелка, ты сумасшедшая.
— Паш, я не прощу Нике похищение Юли, Волчины — это раковая опухоль на теле города, так что ее надо сковырнуть. Ну, или помочь сковырнуть. Не отговаривай меня, Паш, лучше помоги.
— Не суйся туда, не предупредив меня.
Следующая смена у меня была через два дня.
Глава тридцать первая
Утром приехал Паши друг, который действительно разбирался в химии.
— Анжел, я не буду тебя спрашивать, зачем тебе это надо, не хочу даже знать, — Пашин друг отводит в сторону глаза. — Ты не понимаешь что, если что, я тут не при чем.
— Все понимаю, спасибо, — жму руку человеку, который не побоялся.
Пашка задумчиво смотрит на меня. Я знаю, что он переживает, но отказаться от возмездия не могу, Волчина должна расплатиться по своим долгам. Знаю, что таких, как Волчина, не свалить просто, у них повязаны все: мэрия, полиция, госчиновники. Юлька подала заявление в полицию, ее похитили, угрожали, пытались изнасиловать, а воз и ныне там. Волчину вызвали лишь как свидетеля, организатора похищения вызывают свидетелем, где такое видано. То, что задумала я, это лишь маленький тычок в ноги колосу по имени Волчины, но кто знает, может от таких тычков колос закачается. Поэтому я обязана это сделать.
— Ты хоть понимаешь, что поймай они тебя на месте — это статья? — Паша смотрит из-под бровей, взгляд тяжелый, злится мой Пашка.
— Зная, поэтому постараюсь не попасться, — строю ему глазки.
— Я пойду с тобой, — выносит вердикт Паша.
— Паш, ты как это представляешь? Я пришел с этой бабушкой, внучок блин, — смеюсь я.
— Ты возьмешь с собой телефон, первая цифра — это сигнал SOS, нажимаешь, и я врываюсь.
— Паш, даже не думай, там бугаи поболе тебя.
— Это не обсуждается.
Я приеду за тобой на девятке, встану к задним воротам, как все сделаешь, выходи.
— Паш…
— Анжел…
Мы можем пререкаться сколько угодно, но вместо этого занимаемся сексом, прямо на обеденном столе. Жарко, порочно. Потом засыпаем вместе, крепко прижавшись к друг другу.
Утро встречает нас пасмурной погодой. За окном бушует метель.
Прибегает Юлька.
— Ну, как вы тут, вам Айлин прислала гостинцы, — и на наш стол, где мы вчера занимались сексом, выкладываются пирожки и ставятся тарелки с вкусностями. Айлин умеет удивлять.
— Юль, чтобы мы без тебя делали? Пашка без вас бы умер от голода или от несварения желудка после моей кулинарии, — смеюсь я.
А Пашка набрасывается на еду так, словно полгода голодал.
Наконец мы позавтракали, и Паша увозит меня в Аглае. Остается пять часов до нашей смены. Меня мелко потряхивает, так страшно мне не было даже тогда, когда лежала на снегу за баней Роберта.
Про него ходят слухи, что отец разрешил возбудить против своего сына дело, но дал ему очень сильных адвокатов. Так что Роберт отделается небольшим сроком. И к этому времени я должна быть очень далеко.
Вот и наступает мой «звездный час». Я снова упаковываюсь в поролон, одеваю огромные панталоны с начесом, только в этот раз на мне платье со множеством карманов и потайных петелек. К этому всему я креплю мешки с реактивами. Нас не обыскивают, досматривают только сумки, поэтому за свою безопасность я спокойна. На волосы прикалываю парик с особой тщательностью, помня, как чуть не опростоволосилась в прошлый раз. Косынка и неизменные очки. Маскарад окончен.
Нас забирает автобус. Я занимаю место возле окна и смотрю назад. Где-то там светятся фары девятки. Машина незаметная, особенно в такую погоду. Сквозь грязные стекла все видится размытым. Фары следуют за нами всю дорогу. Только перед последним поворотом исчезают. И у меня екает сердце. А вдруг он заблудился? Хлопают двери автобуса, и мы все спешим на выход. Холодно. Изо рта вырывается облачко пара. Все дружно выстраиваются цепочкой на досмотр. Два толстых мордоворота в дорогих пальто, явно теплых, стоят, скаля зубы. Я тихонько оглядываюсь и замечаю в кустах тень, похожую на машину, и только после этого, выдыхаю. Он здесь. Не заблудился. Он рядом.
Мордовороты Ники осматривают сумки, толкая в спину тех, кто медленно шевелится, особенно им нравится досматривать девушек, лезть к ним под юбку, якобы для досмотра. Те только взвизгивают, некоторые возмущаются, но большинство делает вид, что им нравится. Все побоятся потерять работу.
Меня досматривают, скрививши губы, и чуть ли не пинают под зад. Думаю, Пашу за кустами перекосило, и он руки себе грыз, чтобы не кинуться на мою защиту.
Но вот я внутри.
— Надеюсь это последний день на этой работе, — шепчет мне Аглая, ей не в кайф работа, всю жизнь просидела на дотации моего отчима.
Мы проходим внутрь и переодеваемся. Сегодня наша очередь мыть полы и прибираться в комнатах. Эта работа на много легче, чем в прачечной, но всю ночь на ногах. Аглая берет пластмассовое ведро и швабру, а я забираю металлическое, под мусор. Для него у меня отдельная задумка. Вот и первый этаж. Здесь полутень, коридор освещают канделябры, стены обиты темной тканью, на красных дверях золотые номерки. Каждая дверь подсвечивается сверху, если свет не горит, значит, номер занят. Сегодня аншлаг, все номера заняты, девочки уже работают не покладая рук, рта и прочих мест. Мы занимаем служебную комнату, больше похожую на каморку папы Карла, здесь можно сидеть на маленьких табуретах, поджавши ноги, место ровно на два ведра и двух субтильных уборщиц. Сейчас Аглая просто вдавлина в стену моим объемным боком.
Проходит полчаса, и нас оповещают, что номер пять освободился. Мы бежим на уборку. Нам на встречу выходит видный и известный политик, он поправляет ширинку на брюках и на ходу надевает пиджак. Аглая тихо охает, а я
