и стал набирать высоту.
Сделав несколько кругов в небе, ястреб заметил добычу и приготовился атаковать.
Тут случилось непредвиденное: сильный порыв ветра подхватил и понес ястреба на запад от горы.
– Уносит, – прошептал Константин, еще не веря глазам. – Его уносит!
Кувыркаясь на ветру, ястреб пытался сопротивляться воздушному потоку, но ветер был сильнее птицы.
Сорвавшись с места, Константин побежал через кусты за птицей. Словно дразнясь, ветер переменил направление, и ястреба теперь относило к морю.
– Константин! – звали отец и брат, – остановись, Константин!
Константин не стал тратить силы на ответ.
Остановиться? Остановиться, значит бросить друга в беде! Для Константина это было невозможно.
Мальчик бежал, не отрывая глаз от ястреба. Споткнувшись, Константин упал на землю, не чувствуя боли в разбитых коленях, поднялся, но ястреб исчез из вида. Из глаз мальчика брызнули слезы…
Несколько недель Константин был безутешен, но скоро понял: все в этом мире временно и преходяще. Только вера в Бога и мудрость не отнимутся у человека. Божьим промыслом Константин посвятил свою жизнь наукам и преуспел в них, вот почему василевс направил его в Херсонес…
…Пора было отправляться в церковь – перед состязанием Константин желал вновь причаститься Великих Даров.
…Корсунь едва проснулась, а двор гарнизонной крепости уже стал наполняться желающими послушать богословское состязание Константина Философа с раввином. В основном это были люди состоятельные – бояре, воеводы и купцы. Их интерес к новой вере объяснялся просто – новая вера открывала новые возможности: Византия, Арабский Халифат и Хазарский каганат будут видеть в них не врагов и варваров, а единоверцев и союзников. Их торговля будет процветать, а города богатеть!
Тем временем зрители, переговариваясь, рассаживались вокруг помоста на скамьи. Едва скамьи заполнились, из крепости вышли Дир с Аскольдом и патриарх Фотий с архиепископом Гозленом, Константин Философ с братом аввой Мефодием и их ученики, митрополит Михаил Сирин и его воспитанники.
Воспользовавшись тем, что стражники выталкивали со двора какого-то сумасшедшего, в ворота проскользнули и смешались с толпой двое мужчин – боярин со спутником.
Эти двое привлекли внимание Константина Философа, взгляд его задержался на боярине. Хотя одет мужчина был, как обыкновенно одевались все киевские бояре, в зеленую свитку из аксамита[18], с непомерно длинными рукавами, и плащ, заколотый на плече фибулой, в мужчине угадывался чужестранец.
Спутник его был в плаще с капюшоном, скрывающим большую часть лица.
Оба чужестранца рассматривали помост и ведущую к нему деревянную лестницу и переговаривались.
– Не хватает виселицы, – мрачно пошутил спутник боярина.
– Это ничего не меняет, Труан, – отозвался боярин. – Казнь все равно состоится. Сегодня здесь разоблачат обман и казнят обманщиков. А мы станем свидетелями этого.
Внимательный глаз мог заметить, как переглянулись чужестранцы с худым и вертким поваренком – Константин Философ видел мальчишку на обеде у киевского наместника Дира.
Византийский богослов продолжал рассматривать чужаков.
Красивое лицо норманна наполовину скрывала шапка, отороченная черным песцом. Но вот взгляд Константина встретился с острым, холодным взглядом больших серо-голубых глаз. В них жила ненависть. «Кудесник», – открылось Константину. Как догадался читатель, кудесник этот был наш герой – Олег Вещий.
Философ видел ненависть в глазах волхва, а волхв видел проклятых светлячков, покрывающих голову философа-богослова. Их было такое множество, и светились они так ярко, что едва не затмевали солнечный свет.
Тем временем начался молебен.
После молебна патриарх Фотий благословил иерея Константина Философа, дал приложиться к Евангелию и объявил о начале диспута.
Стража заперла ворота, и состязание началось.
Первым на возвышение поднялся раввин – богослов и книжник Хазарского каганата.
Иудей этот был известным иконоборцем и еретиком. И хотя Труан плохо понимал, о чем идет речь, он чувствовал, что происходит что-то важное.
Раввин задавал Константину Философу вопросы, Константин на них отвечал и задавал вопросы раввину.
Поначалу противники владели собой, сохраняли хладнокровие, не перебивали друг друга, и зрители успели заскучать.
– Сказано в Писании: не изображай того, что на небе, – вяло нападал раввин, – вы изобразили. Сказано: не сотвори кумира. Вы сотворили. Не по этой ли причине императора Никифора обезглавили болгары? Ведь император был большим почитателем икон.
Постепенно страсти стали накаляться.
– Достопочтенный раввин. Ещё на ковчеге Моисея были изображены небесные серафимы и херувимы. Вам ли не знать, что первую икону написал ученик Христа, апостол Лука. На обычной доске апостол изобразил Богородицу. Иконы святы. Они мироточат и являют чудеса. Одно из чудес было явлено в городе Никея, что в Малой Азии. В доме одной благочестивой вдовы хранилась икона с изображением Богородицы. По указу императора в дом ворвались воины, и один из них проткнул лик мечом. И на глазах у всех из раны на щеке Матери Божией потекла кровь. – Слова Константина были встречены возгласами – недоверия и удивления в равной мере.
– Чушь! – громче других кричал Труан. – Ложь!
– Авва Мефодий может подтвердить мои слова, – возразил Константин Философ. – Авва тогда служил сотником в гвардии василевса. После этого случая оставил службу и удалился в монастырь. Вы сами год назад стали свидетелями чуда от Ризы и Покрова Пресвятой Богородицы. Если бы не чудо, мы бы сейчас находились в рабстве у северян.
– Вы погрузили в сон норманнов! – снова выкрикнул спутник Олега.
Чужестранцы явно хотели сорвать диспут.
– Требую тишину, – повысил голос раввин.
Дир подал знак стражникам, волнение в толпе стихло, диспут продолжился.
Далее речь зашла о воскресении Христовом, в которое не верили иудеи, и о Святой Троице.
– Как вы, христиане, – обвинял раввин, – думая, что Бог един, разделяете его опять на три части, говоря, что есть Отец и Сын и Святой Дух?
Константин в ответ приводил аргументы и свидетельства:
– На Никейском соборе святитель Спиридон Тримифунтский сжал в кулаке кирпич, исторг из него воду, глину и пламень, и тем самым доказал единство Святой Троицы.
Однако, как ни старался богослов завоевать доверие язычников, он в этом не преуспел.
… Наступил второй день состязания. Теперь пришел черед сарацинского имама состязаться с византийским богословом.
– Хотим чуда! – раздался голос с заднего ряда.
– Так! – подхватила дружина Дира. – Поверим, если своими глазами увидим чудо!
Одного взгляда на крикуна Константину Философу было достаточно, чтобы понять, что происходит, и кто смущает души язычников.
Спор с имамом продолжился, но Константину снова не удалось убедить Дира и его дружину в истинности христианской веры.
Стражникам снова пришлось вмешаться, чтобы утихомирить зрителей.
По завершении состязания Дир признался Константину Философу:
– Мы только больше запутались. Иудеи свою веру лучшей считают, и сарацины тоже, и вы тоже, и иные. Скажи, которую веру мы должны считать лучшей?
