Юля отлично чувствовала, что эти двое готовы пойти друг на друга лобовой атакой. Из-за неё. Как всякая женщина, она конечно же пришла в восторг, однако сказала:
— Ребята! Прекратите! Давайте лучше погуляем. Костя, вы нам покажете город? А то мы за два дня ещё не разобрались.
Константин не стал отнекиваться, что ему надо куда его звали друзья-моряки (что ещё больше обрадовало Юлю, хотя она знала, что так и будет. Знала с первой минуты, когда спустилась от запертого храма и заглянула в его глаза, где плавилось изумление и восторг человека нежданно полюбившего сразу и навсегда, на всю оставшуюся жизнь, потому что всю предыдущую он мечтал о ней, вот такой, и всегда ждал именно её — Юлю).
Они пошли втроём через площадь. Юля шла посередине и держала каждого из них под руку. Ей было так хорошо!
Константин о чём-то трепался.
Иван шагал молча и на каждый красивый смех Юли становился всё угрюмее.
В парке им пришлось остановиться и Юля подержала гитару, пока Костя показывал военному патрулю свою увольнительную записку.
Когда в аллее они проходили мимо той самой скамейки, Иван вздохнул в её сторону, а Юля даже и не заметила — скамейки они все такие одинаковые…
В гавани Бугров показал им свой корабль у причала.
— Ух ты! Какой большущий! — удивилась Юля на крейсер «Киров».
— Не туда смотрите, Юленька! — засмеялся Бугров, — вон он наш красава Гоша! — он указал на крохотный, возле броненосной громадины, торпедный катер с номером ТК-102.
Потом они вышли за город на песчаный пляж возле форта «Риф», с кривыми, исхлёстанными ветром соснами, полюбовались привольно бегущими волнами Балтики во всю ширь Финского залива и вернулись обратно.
Увольнение Константина кончалось и на прощание, в момент отлучки Ивана на минуту, он ей сказал:
— Жизнь коротка, но и земной шарик маленький, мы ещё встретимся, я тебя непременно найду, Юленька.
Она знала, что так оно и будет, и обещанная встреча состоится…
Она не ошиблась и встреча произошла в тот же вечер.
Когда они с Иваном вернулись в казармы, её дожидалась Валя, вся потемнев лицом и застыв глазами.
Юля её такой не видела даже при самых сильных авианалётах союзнических бомбардировщиков на Дюссельдорф.
— Валя, что случилось?.
Та рассказала, что её дружок-краснофлотец ей сегодня говорил, что завтра в полдень в Кронштадт зайдёт большое транспортное судно с шахтным оборудованием, туда погрузят прибывших из Франции ПеэЛов и Северным Морским Путём отвезут в далёкую тундру на шахты Крайнего Севера, раз они захотели в Германию или сдавались Немцам и теперь в любой момент могут стать вредителями и что Валя ему очень нравится, но выше жопы не прыгнешь, подруга. Вот же гад…
Юля тут же нашла Ивана, чтобы всё пересказать ему, а под конец расплакалась — ни в какую Германию она не хотела и староста Митрич её даже и не спрашивал…
Иван приугрюмился, но тоже не знал что делать, пока Юля не потащила его с собой к той гавани, в которой Костя показывал им свой корабль.
Конечно, часовые их не пропустили, но вызвали Костю и показали куда отойти, где в заборе дыра и они смогут с ним повидаться.
Костя вылез уже во всём чёрном рабочем обмундировании и ни словом не перебивал сбивчивый рассказ Юли.
Потом он задумался, но всего на минутку и сказал:
— Короче так. Завтра утром в шесть ноль-ноль быть на пляже, с вещами. Номер Гоши помните? Не опаздывать.
Он пожал им руки, Ивану крепко, Юле — нежно, и скрылся сквозь забор вокруг гавани…
Утром, задыхаясь от тревоги, Юля выбежала на пляж даже немного раньше времени, но кораблик уже покачивался на длинной волне возле берега.
Она уронила свой чемодан и побежала к нему увязая в тёмном песке.
Костя спрыгнул по пояс в воду и тоже бежал через мелководье из-за которого катер не мог подойти ближе.
Он подхватил её на руки у самой кромки воды и понёс в море. Иван шагал следом, вспенивая волну ногами, с Юлиным чемоданом на плече.
По верёвочному штормтрапу они по очереди вскарабкались на борт.
Иван, Костя и его сослуживец стояли на палубе судёнышка, пока Юля переодевалась в тесной рубке.
— Везунчик ты, Иван, — сказал Костя. — Смотри, береги Юлю, таких девушек больше нет.
— Ты, Бугор, точно свихнулся! — сказал его друг.
— Мало говори! Прорвёмся! Иди заводи машину.
Моторист бросил за борт докуренную папиросу и спустился к паре двигателей дать ход.
На призывный свист Кости он подбросил старый чёрный бушлат с плечом в несмываемых пятнах от солидола.
— Возьми, — сказал Костя, — не мёрзни, и патрули не станут цепляться, видно, что работяга. Через полчаса будем в Питере, как пристанем на Васильевском острове — сразу же уходите, не оглядывайтесь, покуда я начну выясняться какой завод меняет дизеля на Г-пятых.
Юля вышла на палубу, чтоб и они смогли переодеться. Иван скрылся в рубке, а Константин, прежде, чем последовать за ним, сказал:
— Адреса дать не могу, на месте того гнидючника уже два года как воронка, но мы ещё встретимся — это беру на себя…
И уже когда катер малым ходом подходил к причалу гавани на Васильевском острове, он на прощание сказал:
— Так что, Юленька, так и знай… — а потом молча пожал руку Ивану.
Нет. Свидеться им больше не пришлось. Обманул?
Вряд ли. Женское сердце не обманешь и Юля знает — не пришёл, значит его больше нет на этом шаре, который с каждым днём всё меньше, и что не жить им долго и счастливо, как у Алекандра Грина, до самого совместного конца в один и тот же день…
А если тебе случайно доведётся попасть в Кронштадт, то посети Никольский собор (он уже больше не кинотеатр), собор посвящённый всем погибшим морякам и зажги свечку на помин души Константина Семёновича Бугрова.
Он был моряк, и он погиб, на суше иль на море — теперь уже неважно.
Тем более, что там не спрашивают вероисповеданий, ни павшего, ни возжигающего…
* * *
Пазлик #28: Усугубление Присовокупления
— А и, если уж на то пошло, кровосмесительство в 2 счёта разрешимо контролем рождаемости, — сообщил Дмитро Иваныч четвёрке непрекословяще запертых дверей на площадке четвёртого этажа.
