— Туда и несу.
Жако, милый Жако! Он снова оказался рядом и выручил меня. По счастливому совпадению нам никто не попался навстречу. Добравшись до укрытия – моей комнаты – мужчина уложил меня на кровать. Перед тем, как он отстранился бы и отошел, я схватила его за руку и спросила:
— Что с лицом?
— Беда, — сокрушенно вымолвил мужчина.
Боль не оставляла ни на секунду, становилась все пронзительней, так что я уже не просто дрожала, меня трясло, но я не могла позволить себе отдаться ей.
— Что ты видел? — тяжело дыша, спросила я.
— Как эньора Гелл выбежала из гостиной.
— Кто еще видел?
— Никто.
— Хорошо, — проговорила я прерывисто. — Никто не должен знать… приведи врача как можно скорее, но тайно.
— Эньора… — выдохнул Жако; в его голосе сплелись ужас, шок и сострадание. — Никакой врач не поможет вам. Это было пламя смерти. Ожоги от него не заживают…
Я страдальчески усмехнулась, затем, сжав кулаки, прошипела, ибо иначе говорить было невыносимо:
— Никто не должен знать. Веди ко мне врача и скорее позови Нерезу…
— Врач не поможет, никто вам не поможет, кроме плада, владеющего великим искусством! — осмелился возразить управляющий. — Не сходите с ума, эньора, зачем терпеть такие муки? У вас есть жених, он поможет вам. Или мне позвать эньора Сизера?
Гнев вырвался из меня призрачным пламенем.
— Делай, как велено! — прорычала я.
Жако ушел.
Очень скоро в комнату вбежала Нереза, и мне сразу стало легче. Увидев меня, женщина обомлела, затем вскрикнула и, прижав руки к лицу, заплакала. Это меня так удивило, что я на мгновение забыла о боли и, приподнявшись, произнесла растерянно:
— Да ты что, Нерезушка? На мне как на собаке заживет…
Нереза покачала головой и, отняв руки от лица, поглядела на меня снова, и глаза у нее были полны ужаса. Подойдя ко мне на негнущихся ногах, она тяжело опустилась на кровать и, взяв мою руку в свою, сжала.
— Что же ты совсем не бережешь себя, глупая девчонка? — упрекнула она горько. — Что ты лезешь повсюду, с огнем играешь? Сколько мне еще учить тебя, как себя вести?
— Ты сама ответила на свой вопрос – я глупая девчонка, — ответила я, радуясь тому, что наконец-то она перестала называть меня «эньорой». Мне так это было надо, так я нуждалась в простом отношении.
— Ты хуже, чем глупая! Ты дерзкая! Своевольная! Хитрая!
— Вот видишь? Значит, я заслужила.
— Это она, верно? — шепотом спросила Нереза, разглядывая мою обожженную щеку. Хорошо еще я увернулась в последний момент, и огонь не ударил по глазам. — Это Кинзия сделала? Конечно, она… Не выдержала, пустила огонь в ход… Я же предупреждала, что она убьет за Мариана.
— Причем тут Мариан?
— Другим ты можешь вешать лапшу на уши, но я-то сразу поняла, что между вами с молодым Сизером происходит. Он так и ест тебя глазами, так и норовит коснуться, а сколько он возился с тобой? Кони эти, великое искусство… Мариан для Кинзии не просто брат, это ее ребенок, единственный, кто любит ее по-настоящему!
— Но ты говорила, что владетель тоже любит жену.
— Это другое… Что же теперь будет? Куда запропастился этот Жако? Неужели не понимает, что каждая минута для тебя мучение?
Словно в ответ на ее возмущение, в дверь постучали. Только Нереза открыла дверь, как внутрь ворвался… Сизер. Управляющий, подлец, лишь воровато заглянул в комнату да был таков.
— Я же просила не говорить! — злобно крикнула я. — Чтоб я еще раз о чем-то попросила тебя, Жако!
— Тише, пожалуйста, — попросила Нереза, беспокоясь обо мне.
Ну а мне и так, и эдак было больно. Разозленная, я уставилась на ошарашенного Мариана. Раз он здесь, и так быстро, значит, оставил свою невесту одну, примчался сразу, как только Жако сообщил ему о происшествии.
— Нереза, выйди, — промолвил плад, подходя ко мне.
— Останься, Нереза, — сказала я.
— Конечно, останусь, — вдруг заявила женщина, впервые откровенно выразив несогласие перед хозяином и вообще – выразив себя. Раньше она в присутствии пладов и взгляд-то поднять боялась, слово молвить, а тут – настоящий протест со вскидыванием подбородка.
Мариан удивился этому не менее чем я.
— Можете что угодно со мной делать, но я вас с молодой эньорой не оставлю, разве что вы силком меня выгоните, — решительно сказала Нереза.
— Я не собираюсь тебя наказывать или силком выгонять. Но ты должна выйти и оставить нас наедине.
— Нет уж, эньор! Мне и раньше не следовало оставлять эньору Валерию одну с вами. Вы чужой мужчина, и это вы должны отсюда выйти!
— Я уйду, — ответил плад, вероятно, шокированный тем, как с ним говорит служанка, — но только после того, как вылечу твою эньору.
— Меня вылечит врач, — сказала я, и внимание обоих снова обратилось на меня.
— Урон, нанесенный пламенем смерти, можно убрать только пламенем жизни. Будь благоразумна, Лери.
Снова Лери…
— Это правда? — спросила я у Нерезы, хотя ты никак не могла быть экспертом в этой области.
— Это просто смешно, — пробормотал Мариан и присел ко мне на кровать. Его топазовый взгляд медленно заскользил по обожженной стороне моего лица. — Не будь ты пладом, ты бы этой боли не вынесла.
Наверное, Сизер был прав – точно я ничего не знаю. Но мне известно, что даже маленький ожог от обычного огня причиняет сильную боль, которая о-о-очень долго не утихает, а большой ожог – это болевой шок.
— Значит, я могу исцелиться сама? — спросила я.
— Нет, не можешь. Ты неспособна к великому искусству… но ты все же плад, и только поэтому сейчас можешь говорить со мной и ясно рассуждать.
— На самом деле, — призналась я дрожащим голосом, — мне дико больно и в голове мутится.
— Сейчас пройдет, — пообещал плад, и, соединив ладони, создал большой неспокойный шар энергии, а потом протянул его мне. Помня о наших уроках, я склонилась, припала к шару губами и торопливо выпила его. Энергия объяла мое тело, и боль сразу убавилась, но не ушла. Как не ушли и изумление от того, что ко мне применили запрещенный прием.
Я посмотрела туманными глазами на Сизера. Шепнула:
— Все?
— Нет еще. Я дам тебе еще выпить пламени. Тебе так же больно?
— Уже получше.
— Не трогай пока лицо, дай огню себя заполнить.
Так как мне стало значительно лучше, и дрожь перестала меня колотить, я облизнула губы и обнаружила, что прокусила нижнюю. Сам «прокус» уже затянулся – спасибо целительному огню Сизеров – а вот кровь осталась. Я слизала ее и снова посмотрела на Мариана, Мариан – на меня, а Нереза – на нас.
