как буду приезжать к маме с детьми и как мы будем выходить сюда гулять с ними.
— Тут слишком шумно, — впервые мама что-то сказала. Николай многозначительно посмотрел на меня, я лишь смежила веки и глубоко вдохнула.
Поднявшись на лифте на пятый этаж, я открыла металлическую дверь. Мама зашла первая, а Коля притормозил меня:
— Если что телеграфируй, — он поиграл бровью, а я улыбнулась ему, похлопав по плечу.
— Все будет хорошо!
Надеюсь! Хотелось добавить, но не стала. Когда водитель уехал, а мы остались одни, мама недовольно заворчала.
— Вероника, ну разве я тебя так учила? Полы грязные, вещи не разобраны!
— Мама, и я тебя очень рада видеть, — не смолчала, но эффект возымел, мама насупилась и стала рассматривать квартиру.
По сравнению с той, где мы жили, здесь были хоромы, но не для мамы. Она обплевала буквально все, окончательно испортив мне настроение.
— Мам, Миша тебе же все показывал, и ты согласилась? В чем дело сейчас?
— В том, что мы могли прекрасно жить на старом месте, но этот Михаил мне даже слова вставить не дал. Еще и Гена попал под раздачу, представь как ему тяжело. У него семья, дети. А этот ободрал его как липку!
Хорошо рядом был диван, иначе я бы упала прямо на пол. Вот так поворот.
— Значит, то, что дядя обворовывал нас все это время, то, что … Господи! Да он Сальскому меня продал! Как ты так можешь? Продолжать его оправдывать?
— Он мой брат и я не верю все, что говорил этот может быть неправдой! — упиралась мама.
— Этот? Этот значит! Да если бы не Миша, где бы я была? В тюрьме мама! Давно была бы в тюрьме! А ты была бы прикованным к постели инвалидом! Где был бы тогда дядя? Правильно, вряд ли рядом с тобой! Этот! Сделал все по совести и справедливо. Ты теперь можешь не работать ночью, пособий будет хватать на жизнь!
— Ох как же любовь тебе голову задурила! Да он же попользуется тобой и бросит! Глупая! Куда ты приползешь тогда плакаться то?
— Уж точно не к тебе! — зло выплюнула я. — Я не понимаю почему ты так со мной? Миша меня и пальцем не тронул пока я у него жила. А лишь помогал мне. Ой да что я тебе доказываю. Ты же себе уже в голову вбила.
Злые слезы текли по моим щекам. Я выплеснула всю свою обиду, всю боль, что накопилась в душе. Мама слушала, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. Я знала этот взгляд. Он означал, что разговор окончен, можно больше не стараться.
Подскочив с дивана я ушла на кухню, разбирать посуду. Нужно было успокоиться.
Постепенно ярость отступала уступая место обиде. Собирая всю волю в кулак, лишь бы не заплакать я разобрала посуду и стала готовить обед.
Холодильник был забит продуктами под завязку и это вызвало невольную улыбку у меня. Миша и тут все продумал.
Я всегда извинялась первая. Неважно была права или нет. И это настолько въелось мне в подкорку, что сейчас я ловила себя на мысли, мне нужно извиниться. Как всегда. Мама этого ждала. И я сдалась….
Невозможно изменить себя за несколько недель, если до этого тебя воспитывали так двадцать один год.
Долго колебавшись, все таки позвала маму обедать. А мама словно этого и ждала.
— Вероника, я же тебе добра желаю, — начала мама.
— Я знаю, — прошептала я. — Мам, я хотела тебя спросить?
— О чем, котик?
Мамины перемены в настроении меня давно не удивляли. Иногда я не понимала как можно быть настолько дуальным человеком?
— Почему ты так несправедлива ко мне? За всю мою жизнь я не слышала от тебя похвалы, постоянно критика, и в такой манере! Что я иногда думаю, ты меня вообще любишь?
По лицу мамы пробежала тень. Она молча ела минут пять ничего не говоря. Ни слова. Я тяжело выдохнула, словно сдалась, но неожиданно мама заговорила.
— Я всегда тебя любила и буду любить. Не все люди склонны к повышенной чувствительности и эмпатии. Не все могут кричать о своей любви. Я всю свою жизнь стараюсь, чтобы ты получила образование, чтобы была одета и не голодала. Возможно я была чрезмерно требовательна, но все из-за того, что мир слишком жестокий.
— В том то и дело, мама! Мир такой жестокий и если мы близкие люди будем жестоки друг к другу, то как жить тогда? До сих пор не могу принять, что дядя продал меня, а ты так легко к этому относишься, — отложив вилку я запустила пальцы в волосы, чуть помассировав.
— Все не так, как ты думаешь, — мама задумалась.
Было видно, что она мечется, не знает можно ли это рассказать или нет. И я уцепилась за эту эмоцию, надавив.
— Снова тайны? Мам расскажи мне!
Мой требовательный тон возымел эффект, мама начала рассказывать.
— Когда твой отец бросил нас. Я была в ужасе. Как жить? Я была разрушена до основания. Мне хотелось лечь и умереть. — мама вдруг побледнела, в уголках глаз стали собираться слезы. — Я билась в закрытые двери. Мои родители пенсионеры. Его закрыли дверь перед моим носом. Денег нет. Кто будет опекуном не известно. И я…я…хотела оформить тебя в детский дом.
Открыв рот от удивления, я тут же закрыла его ладошкой. Никогда я даже предположить не могла, и ведь мама ни разу не обмолвилась словом.
— Но твой дядя узнав об этом отругал меня и оформил опекунство на себя. Хотя не должен был. Понимаешь, мы с ним договорились, что я пойду работать, и не буду с него просить ни каких денег. Ведь опекунство нам нужно было только для урегулирования юридических моментов.
Какое благородство! Мысль заставила меня изогнуть губы в подобие усмешки. Действительно, отговорил отдать дочь в детский дом, чтобы потом ее повыгоднее продать.
— Мам, это все конечно хорошо, но это не отменяет того, что он сделал! — сказала я, как всегда, не то о чем подумала.
— Вероника, я верю своему брату, а не этому Сальскому. Он мог все это сказать специально, чтобы ты осознала безысходность и была сговорчивее!
Вполне конечно логичное объяснение. И все таки:
— А откуда у него такие суммы на счетах? И почему он нас обворовывал?
— Дочка, у него в бизнесе подъем, а про пособия я знала, и разрешала так делать.
Все абзац! Удивляться больше просто не было сил. Разговор был бессмысленным. Мама всегда его будет оправдывать. Да и что
