Книга Свет – Тьма - Елена С. Равинг

Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162

передумает отпускать меня домой и настоит на стационарном лечении, но потом успокоилась. Во многом вероятность попадания в психушку зависела от серьёзности попытки суицида и степени тяжести нанесённых себе повреждений. Попытки суицида не было, как таковой, поэтому насильно запереть меня здесь не имели права. Папа смог договориться о посещении лишь дневного стационара с целью выявления признаков психического заболевания. Плюс он убедил доктора, что будет за мной присматривать, и оставил какую-то расписку, что забирает меня под свою ответственность, но обязуется привозить на обследования.

И он привозил. Каждое утро перед работой сначала подбрасывал до клиники, а забирал вечером, так что весь день я проводила в психушке, уже вдоволь насытившись больничной едой и общением с врачами. Я либо сидела в кабинете Лазаревского, отвечая на бесконечные, дурацкие вопросы, либо разглядывала и дорисовывала не менее дурацкие детские картинки, либо проходила на компьютере тесты на скорость и уровень мышления. В общем — стала здесь практически «Своей».

Подопытной мышкой.

С папой мы почти не разговаривали. Ни в больнице, ни после выписки он не спросил, что же произошло той ночью. Я тоже помалкивала, поскольку могла озвучить ему лишь официальную версию. Эта недоговорённость и неловкое молчание действовали на нервы не только мне. Папа всё время ходил подавленный, расстроенный и угрюмый. Он словно старался избегать не только неприятной темы, но и меня, делая вид, что всё время был очень занят. Хотя я знала, что на самом деле папа сильно переживал и беспокоился — я видела это по взглядам, которые он украдкой бросал в мою сторону. А ещё он почему-то выглядел виноватым. Наверное, корил себя за то, что не оказал необходимую помощь. Помочь он, собственно, ничем бы и не смог, но сказать ему об этом, чтобы как-то успокоить, я тоже не могла.

И пропасть между нами росла всё глубже и шире.

Когда я ещё лежала в больнице, приходил следователь. Я сочинила историю, что мы расстались с Ваней. Что я очень переживала из-за нашего разрыва, чувствовала себя ненужной, некрасивой и никчёмной. Что мне было ненавистно каждый день смотреть на себя в зеркало, поэтому в порыве отчаянья я решила себя изуродовать… Я надеялась, что они не станут расспрашивать Ваню, ведь тогда моя история покажется нелогичной, поскольку инициатором разрыва являлась именно я. Следователь дал мне подписать какую-то бумажку — мол, с моих слов было записано верно, я никого не обвиняла, сделала это собственноручно и что-то там ещё. И удалился. Как я поняла, в полиции вопрос был закрыт.

А на следующий день после выписки, отец отвёз меня в психушку.

Примерно ту же историю я поведала и Лазаревскому, добавив, что в тот момент плохо себя контролировала и теперь сильно раскаивалась. По чернющим и вечно сощуренным глазам Лазаревского совершенно нереально было понять, поверил он мне или нет. Скорее всего нет, ведь стал же проводить свои бесконечные тесты. Каждый день и целый день. Мною он занимался лично, поскольку давно наблюдал и лечил мою маму и поскольку с отцом его связывали особые отношения и хорошие деньги. В его практике появился типичный случай наследственного проявления болезни. Галлюцинаторно-параноидный синдром, нарушения сна, истерия и аутизм — для мамы все эти симптомы были доказаны, а для меня только намечались, и, возможно, доктору не терпелось их доказать.

Естественно, видеться с мамой мне пока не разрешали, опасаясь, что мы будем оказывать пагубное влияние друг на друга. Невозможно было описать словами, какие муки я испытывала, целый день проводя с ней в одном здании и не имея возможности поговорить. Мама многое могла бы мне объяснить, ведь, скорее всего, знала гораздо больше, чем сумела поведать за пару последних встреч. Сейчас я бы отнеслась к её словам намного серьёзнее. Не стала бы считать их бредом сумасшедшей и не заботилась бы лишь о том, чтобы не довести маму до очередного срыва. Это были не срывы — это ослабленная психика и разум отчаянно пытались с кем-нибудь поделиться своим бременем. Теперь я заглянула в её тайну, но не могла сообщить ей об этом. Я ничего не могла, вынужденная так же в одиночку переносить своё знание и терзаться бесчисленными вопросами, переполнявшими голову.

Почему «Свет» приготовил для нас такую участь?

Почему мы были отвергнуты и изолированы от общества?

Почему мы страдали за то, что не поддались «Тьме»?

Елизар сказал, что страдания вели к «Свету»…

Может быть, и к «Свету». Только почему всё светлое обязательно было мучительным и пассивным, а тёмное — лёгким и приятным? И таким соблазнительным… Почему «Свет» бездействовал, пока нас резали на ленточки и сводили с ума? Почему он не помогал и не защищал, хотя должен был охранять и хранить? Возможно, это делало нас лучше, закаляло и очищало душу, только люди не обращались бы к «Тьме», если бы «Свет» не заставлял страдать. Человек, испытавший лишения, всегда будет озлоблен, ведь не все мы могли терпеть унижения, боль и несправедливость. Не все могли в ответ на жестокость смириться и подставить другую щёку. А порой желание все исправить и помочь близким было гораздо сильнее моральных принципов и какой-то там абстрактной души, которую следовало сохранить.

Разве решительность пожертвовать собой ради других не являлась благородным и добрым поступком? А возможность сохранить свою душу ценой мук других людей не была эгоизмом и трусостью? Так где же проходила грань между этими понятиями? И кто вообще сказал, что «Свет» — это хорошо, а «Тьма» — это плохо? Может, всё было с точностью наоборот, просто мы об этом не знали?..

Так или иначе рядом не было того, кто мог бы ответить мне на эти вопросы. Елизар больше не приходил, сколько бы я его не звала вслух или мысленно. Да как угодно! Он появлялся и исчезал только тогда, когда считал нужным, и плевал на то, что был нужен мне сейчас.

Однако и «Тьма» не приходила тоже, что не могло не радовать.

А я боялась её появления. Боялась, ждала и надеялась, что она не придёт. Несколько ночей я не выдерживала и засыпала мёртвым сном без сновидений, а утром с облегчением понимала, что в очередной раз обошлось. И мне безумно хотелось, чтобы это везение длилось как можно дольше, ведь тогда я, возможно, смогу почувствовать себя нормальным человеком, чтобы поверить в это самой и убедить в своей нормальности Лазаревского…

— Что ж, Лиза, с тестом Роршаха мы закончили. И на сегодня это всё. Павел Наумович заберёт тебя

Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162