интересовался литературой по алхимии. Не могу же я упросить их не упоминать Доннинга? Это только еще больше развяжет им языки. Будем надеяться, что это не придет ему в голову.
* * *
Карсвелл, однако, оказался человеком сообразительным.
И все вышеизложенное оказалось лишь преамбулой к долгой жуткой истории.
Как-то вечером на той же неделе Эдуард Доннинг возвращался из Британского музея к себе домой – на задворки города. Жил он одиноко в собственном уютном доме, который вот уже много лет кряду обслуживали две прекрасные женщины. Тратить слова на описание внешности этого господина ни к чему – куда уместнее заострить внимание на его поездке домой. От станции, куда его доставил поезд, оставалось еще с пару миль проехать трамваем; конечная остановка находилась всего в трехстах ярдах от порога дома Доннинга. За день он изрядно устал от чтения, и все, что ему оставалось, – от нечего делать рассматривать рекламные объявления при тусклом свете. Их он уже успел хорошо изучить, частенько ездя этим трамвайным маршрутом, находя при этом, что большинство их (и в особенности похвалы Королевского колледжа в адрес антипиретиков Ламплоу[52]) составлено безо всякой фантазии. Но на этот раз он вдруг заметил новое объявление, висевшее в самом дальнем углу вагона. Со своего места он мог видеть голубые буквы на желтом фоне, но прочитать сумел только имя – Джон Гаррингтон – и какую-то дату. Что-то показалось любопытным для Доннинга в этой бумажке, и он перебрался ближе, откуда можно было прочитать все.
Объявление действительно оказалось крайне необычное. В нем говорилось: «Светлой памяти Джона Гаррингтона, почетного члена Фарадеевского общества из усадьбы Лавры в Эшбруке. Умер 18 сентября 1889 года. Ему было отпущено три месяца».
Вагон остановился. Мистер Доннинг, который недоуменно изучал голубые буквы на желтом листке, поднялся, и только тогда, когда к нему подошел кондуктор.
– Извините, – сказал ему Доннинг, – я рассматриваю эту рекламу. Очень странная, как на ваш взгляд?
Кондуктор медленно прочитал надпись.
– Надо же, – произнес он, – никогда не видел такую прежде. Верно, кому-то шутки шутить вздумалось. Хулиганы!
Он сунул указательный палец в рот, смочил слюной и потер объявление сначала с одного, потом – с другого краешка.
– Нет, – сказал он обескураженно, – его не просто налепили. Оно между стеклами, как и положено. Смотрите сами, сэр.
Доннинг тронул стекло перчаткой и вынужден был согласиться.
– Кто отвечает у вас за рекламу и дает разрешение на ее размещение? – спросил он затем. – Не могли бы выяснить, откуда это взялось?
В этот момент вмешался вагоновожатый:
– Ты там заснул, Джордж? Нам пора трогаться.
– Знаю! – крикнул кондуктор. – Но ты бы лучше пришел сюда и посмотрел. Здесь у нас под стеклом…
– Что под стеклом? – спросил вагоновожатый, подходя. Он посмотрел на объявление. – Гаррингтон, хм… И чего тут такого?
– Я как раз спросил, кто у вас отвечает за рекламу и как сюда попало это, – повторил Доннинг.
– Это в контору, сэр. Там есть такой мистер Тимс. По-моему, это как раз тот, кто вам нужен. Я с ним сегодня поговорю. Завтра вы сможете все узнать, сэр, если снова нашим трамваем проедетесь.
В тот вечер более ничто не произошло. Доннинг попробовал сыскать на карте Эшбрук и обнаружил его в Уорикшире. Наутро он снова отправился в Лондон. В час пик народу в трамвай набилось столько, что поговорить с кондуктором не представилось шанса. Доннинг смог только убедиться, что от объявления не осталось и следа.
На закате дня ему, однако, пришлось решать еще одну загадку. Он опоздал к своему поезду и решил дойти до дома пешком. Поздно вечером он сидел у себя в кабинете и успел уже забыть о нелепой рекламе, когда к нему провели двух трамвайщиков, во что бы то ни стало желавших его видеть по поводу рекламы. В них он сразу узнал давешних кондуктора и вагоновожатого. Предложив им выпить, Доннинг осведомился, виделись ли его гости с мистером Тимсом.
– Да, сэр, – сказал кондуктор. – Потому-то мы, извините, к вам и пришли. – Он явно был красноречивее своего коллеги. – Слышали б вы, какими словами мистер Тимс бранил Вильяма. Ты, говорит, врешь, говорит, не может быть такого объявления. Никто подобного не помещал, никто за него не платил и даже с нами не разговаривал. Уважаемый мистер Тимс рассердился, подумал, что мы над ним издеваемся. Тогда мы сказали мистеру Тимсу, что это святая правда и объявление-то висит. Но тот не дурак, начинает вправлять мозги – покажи мне, мол, эту рекламу. Ну, пошли мы. Заходим в вагон, глядь, а там ничего. Но вы, сэр, помните – я даже тер этот листок пальцем.
– Стекло разбили? – предположил Доннинг. – А потом объявление вынули?
– Ничего подобного, – ответил ему кондуктор. – Я тоже сначала думал о разбитом стекле, но оно целехонько, да и раму не открывал никто. Чертовщина какая-то, трудно даже сказать, как такое может быть.
– А что же мистер Тимс?
– Какими только словами он нас не костерил, и поделом. Но только вот что мы потом с Вильямом подумали. Помните же, что там было написано, сэр?
– Конечно. И, как я понимаю, вы хотите, чтобы я переговорил с этим вашим мистером Тимсом?
– Верно угадали, что и говорить. Приятно иметь дело с настоящим джентльменом. – Вильям искренне обрадовался возможности оправдаться в глазах начальства. – Вы уж найдите свободную минутку, сэр, загляните к нам в депо и скажите мистеру Тимсу, что видели эту дурацкую штуку собственными глазами. Век будем благодарны. Не сочтите за беспокойство. А то, сэр, уж поймите, если они там решат, что мы выпиваем на работе и нам всякая дрянь мерещится…
Раскланиваясь и подталкивая друг друга, они удалились. На следующее утро Доннинг нанес визит мистеру Тимсу, которого знал в лицо и прежде. После этого репутация Вильяма и его приятеля Джорджа была восстановлена, но объяснение загадка так и не получила, и Доннинг быстро забыл бы обо всем этом, если бы не еще один инцидент. Однажды уже в конце дня он шел из клуба на железнодорожную станцию и увидел впереди себя мужчину с пачкой листовок, которые обычно раздают проходим на улицах в целях рекламы. Но если это был рекламный агент, то улицу он выбрал не самую оживленную. По правде говоря, мистер Доннинг не заметил, чтобы он сумел вручить кому-нибудь хотя бы одну листовку, пока не поравнялся с ним сам. Ему же листовка досталась. При этом раздатчик как бы втуне дотронулся до него рукой, и мистер Доннинг ощутил нечто вроде легкого удара током.
